Рецензия на книгу А. Пензенского

«Пророчества магистра Мишеля Нострадамуса»

(с приложением)

И. Латунский, zulus_07[@]mail.ru,

г. Пенза, 2 июля 2007 г.

"Когда критикуешь, чувствуешь себя генералом."

А. П. Чехов.

На днях я закончил знакомство с книгой кандидата исторических наук Алексея Пензенского "Пророчества магистра Мишеля Нострадамуса" (М.: Изд-во Эксмо, 2006), которая оставила после своего прочтения двоякое впечатление.

С одной стороны, не может не вызывать уважения та поистине титаническая работа, которую проделал автор за почти полтора десятка лет кропотливого поиска исторических параллелей, составляющих, по его мнению, «корни как минимум половины сюжетов катренов» (с. 25).

С другой, не покидает ощущение того, что комментатор явно перегнул палку в поиске «исторических реалий», на фоне которых, якобы, и могут «разворачиваться будущие события» (с. 27), и вышеупомянутые его намерения так и остались лишь на уровне только внешних деклараций.

На деле же он не оставил даже и намёка на вероятное аллегорическое (не лобовое!) прочтение пророчеств, а так же на возможность контекстного их прорыва в будущее, являя во всей красе лишь свою воинственную посюсторонность. Последнее ярко характеризуется другой его фразой: «…Нострадамус же – «всего лишь» астролог, оставивший после себя книгу «туманных пророчеств», лишённых, по видимости, рационального смысла…» (с. 6, в тексте, правда, автор будто бы иронизирует над этой позицией).

Но подробнее этот вопрос мы рассмотрим чуть ниже. Пока же обратимся к тому, что вообще представляет собой книга Пензенского. В своей оригинальной части – это, по сути, расширенный комментарий к «конъектурам» некоего Пьера Брендамура, который сам более чем вольно брался за правку сохранившихся до наших дней текстов N., и к авторитету которого сам Пензенский питает, по-видимому, безраздельное доверие.

Эта доверчивость играет с автором «Пророчеств магистра…», порой, злые шутки. Смотрим, к примеру, цитату со стр. 441:

«…от сотворения мира до рождения Ноя прошло 1[056] лет - конъектура П. Брендамура (в оригинале – 1560 лет). Исправление сделано на основании главы 5 Книги Бытия».

Мало того, что совершенно непонятна логика необходимости привлечения ветхозаветной корректуры, так ещё здесь и варварским образом перевирается и текст самого Нострадамуса (далее для краткости обозначаемого знаком «N.»), у которого о годах от сотворения мира до рождения Ноя среднефранцузским по белому сказано, что их было «mille cinq cent & Six ans», т. е. «1506». Доказательства согласованности дошедших до нас чисел обеих хронологий с изначальным авторским замыслом будут приведены в одной из следующих статей.

Среди прочих новаторств горе-переводчика своей непостижимой логикой поражает и следующее умозаключение:

«14 марта 1557-го – дата начала письма [Генриху II] находится в противоречии с датой его окончания (27 июня 1558 г., см. параграф 59)» (с. 430).

Какое же за противоречие было там усмотрено? Открываем 59-ый:

«Из Салона, 27 июня 1558. – В параграфе 5 фигурирует дата 14 марта 1557 г. Таким образом, послание писалось 9 месяцев» (с. 444).

Вот это да! Ай да, кандидат наук! Казалось бы, и первокласснику ясно, сколько месяцев будет от марта одного года до июня следующего, однако Пензенский умудрился посчитать не просто наоборот, но ещё и перевернув при этом всё считаемое вверх ногами.

Согласен, что тексты N. представляют собой весьма трудоёмкий материал для перевода, но такие ляпы в этом вопросе г-на Пензенского, как, например, путание «востока» с «западом» (стр. 178, трактовка слова «occidentaulx»), хоть на первый взгляд и представляются незначительными, но всё же наглядно демонстрируют общий уровень подхода к этой теме.

Возможно, в своих программных тезисах Пензенский и верно предположил, что «пророчества» в значительной своей части базируются на концепции «повторяющейся истории» (с. 27). Таким образом, он показал часть алфавита символов, которым пользовался N. в своей работе. Согласимся, это вполне вменяемая, разумная и, в общем-то, далеко не оригинальная идея. В доказательство последнего аргумента позволим себе немного отклониться от темы и совершить небольшой экскурс в историю психологии.

Фрейд, например, в своей программной работе 1900-го года «Толкование сновидений» писал:

«Содержание сновидения дано нам в форме иероглифов, знаков, которые должны последовательно переводиться на язык мыслей сновидения. Было бы неправильным читать эти знаки как образы, а не как условные символы. Можно разгадать ребус (…) только заменяя каждый образ слогом или словом, которое представлено этим образом…Сновидение – это ребус, и наши предшественники допускали ошибку, пытаясь интерпретировать его как рисунок»

Его ученик Юнг продолжает эту мысль:

«Мы не можем представить себе другой мир, другие обстоятельства иначе, чем по образу и подобию того мира, в котором мы живём, который сформировал наш дух и определил основные предпосылки нашей психики» (К.Г. Юнг статья «О жизни после смерти» \ сборник «Тайна смерти» - М.: РИПОЛ, 1995).

Но если для того же Юнга этот алфавит – всего лишь вспомогательное средство в его работе с бессознательным (которое для него, кстати, суть синоним потустороннего), то для Пензенского тот алфавит есть уже самоцель. За деревьями он не видит леса, да и не хочет видеть, - конкретные исторические аллюзии для него всё! После прочтения книги «Пророчеств магистра…» трудно отделаться от следующего впечатления об авторе: он не любит N., он не верит в него, а лишь использует громкое имя пророка в качестве красной тряпки для привлечения читательского внимания к теме, в которой сам он, как историк, и является, вероятно, настоящим профи.

Пожалуй, читатель вправе задаться вопросом, отчего я так взъелся на бедного историка Пензенского и чего, собственно, здесь добиваюсь?

Признаться, я и сам озадачен этим вопросом. Быть может, своей критикой я пытаюсь проследить эволюцию обозреваемого автора за время его работы на трудной стезе нострадамусоведения и попытаться разглядеть под толщей наносного (?) грима скепсиса хоть чёрточку мистика? Ведь не сразу же, чёрт побери, он сделался таким сухарём!

Трудно поверить, что, заболев темой N. ещё на втором курсе Московского историко-архитектурного института, наш архивариус загодя наметил себе путь разоблачителя (на который, в конце концов, и вышел). Ведь в 90-х ещё наш герой был замечен в активном обсуждении таких тем, как предсказание N. о чернобыльской трагедии или трактовка знаменитого катрена 10-72 о пророчестве на 1999 год. А защиту своей кандидатской диссертации по теме N. он (случайно) приурочил ко дню рождения средневекового пророка.

Сегодняшний Пензенский буквально страшен своей академической строгостью. Теперь он избегает даже и намёка на какую бы ни было трактовку наследия N. вне конкретного исторического контекста. Что же это: сознательная принципиальная установка или же игра в двое ворот с несением публичной гримассы примерного блюстителя норм корпоративной этики учёного собратства историков? Статус К.И.Н. обязывает?

Как бы то не было, автор анализируемой книги предстаёт перед нами в качестве показательного примера буквоеда и буквалиста от науки, вторгшегося в область иррационального (область, в общем-то, для него чуждую), имея на вооружении лишь свои гиперрациональные мерки.

На сайте Пензенского до сих пор представлена одна из ранних его статей «Нострадамус: конец света переносится на неопределённый срок», в которой автор на полном серьёзе приводит следующие любопытные расчеты: «Мы знаем, что предсказания охватывают период с 1555 до 2240 гг., т. е. почти 700 лет. Катренов же около 1000. В среднем на 3 года приходится 2 катрена. Значит, на сегодняшний день должно сбыться 600-620 катренов, более 60% от всего объёма стихотворных пророчеств…».

…В общем-то, тем же буквоедом он остался и сейчас, но буквоедом, уже стыдящимся своего (лже) пророческого прошлого и, вольно или невольно, навязывающего подобный комплекс стыдливости и своему читателю.

Лично я после прочтения книги Пензенского отметил для себя: как хорошо, что не познакомился с этой работой ранее, ибо не знаю, нарыл бы я тогда то, что нарыл теперь, или всё-таки сломался бы…

Сразу после прочтения обозреваемой работы в моей голове некоторое время крутилась туманная цитатная аналогия. Припомнил, её лишь после того, как открыл конспект книги Бердяева «Трагедия и обыденность»:

«Кант очень опасен, в нём заложено семя самой безнадёжной и вместе с тем самой крепкой философии обыденности. Дети кантовского духа пытаются организовать человечество на рациональных основаниях, утверждают рациональную нравственность, рациональный быт, в которых навеки закрыт всякий трансцензус, всякий проход в бесконечность» (Бердяев Н. А. Сочинения в 2 т. – М.: Искусство, 1994. Т 2).

Чуть позже на ум пришла и ещё одна параллель, - отныне Пензенский ещё долго будет ассоциироваться для меня с коллективным образом народного разоблачителя, к чьему появлению столь бурно взывали два героя из 12 главы книги «Мастер и Маргарита» М. Булгакова. Во-первых, я имею в виду «известного всей Москве конферансье Жоржа Бенгальского», который во время проведения сеанса чёрной магии в варьете обратился к почтенной публике с таким пассажем: «Вот, граждане, мы с вами видели сейчас случай так называемого гипноза. Чисто научный опыт, как нельзя лучше доказывающий, что никаких чудес и магии не существует. Попросим же маэстро Воланда разоблачить нам этот опыт». Во-вторых, вторящего ему в тон председателя Акустической комиссии московских театров Аркадия Аполлоновича Семплеярова: «Разоблачение совершенно необходимо. Без этого ваши блестящие номера оставят тягостное впечатление. Зрительская масса требует объяснения».

Вот и Пензенский, как грамотный анатом, разобрал тему N. на «исторические аналогии», но, к своему удивлению, не обнаружив души, так и бросил распотрошённую тушу на обозрение небу. Продолжим цитатную тему фрагментом из Ницше:

«Вы сказали мне, что есть тон и что есть слух: но что за дело до того музыканту? Объяснили ли вы тем самым музыку - или опровергли?» (Ф. Ницше в сборнике афоризмов «Злая мудрость»\ Сочинения в 2 т., т. 1 – М.: Мысль, 1990).

Конечно же, справедлив упрёк Пензенского большинству современных трактовальщиков творческого наследия N., едва ли не в каждом чихе, слетающем с телетайпной ленты, готовых видеть очередную раскодировку очередной головоломки из объёмного материала пророчеств.

Но для того, чтобы добраться до вероятной закодированной истинности, нужно работать, нужно разбирать и, естественно, где-то ошибаться. Эжен де Растиньяк, один из героев «Отца Горио» Бальзака изрёк одну крамолу: «Когда атакуешь небеса, надо брать на прицел самого бога!» И мы добавим от себя, что без учёта этого принципа наука просто обречена топтаться на месте.

Однако представляется, что все дилетанты «темы N.» не вызывают у г-на Пензенского ничего кроме брезгливой оскомины. Супруги Зима, к примеру, пожалуй, единственные из отечественных исследователей творчества N., кто в своё время удостоился от него публичной взбучки за свои вольности. Но у них, заметим, кстати, при всей кричащей неровности творческих изысканий, был интуитивный прорыв, чего, к сожалению, нельзя сказать об обсуждаемом нами герое.

Свою статью «По ту сторону принципа наслаждения» Фрейд заканчивает цитатой из некоего поэта Рюккерта, которая, думается, как нельзя лучше подойдёт в качестве завершающего комментария к характеристике обозреваемой нами персоналии:

«Чего нельзя полётом, можно достичь хромая…»

Что ж, Пензенский, видимо, сделал свой выбор. Прочим же читателям напомним ещё одну мудрую «крамолу»:

«Очень важно иметь тайну или предчувствие чего-то неизведанного. Это придаёт жизни некое безличное, нуминозное свойство. Кто этого не испытал, упустил нечто важное. Человек должен чувствовать, что живёт в мире, который всё ещё полон тайн, что всегда остаются вещи, которые объяснить невозможно» (К. Г. Юнг «Воспоминания, сновидения, размышления». – М.: ООО Изд-во АСТ-ЛТД, Львов: Инициатива, 1998. гл. «Взгляд в прошлое»).

***

Итак, резюмирую всё вышесказанное.

С одной стороны, мне было обидно за N., чьё творческое наследие пытаются примитизировать такие вот горе-буквоеды. И хоть автор-переводчик и пытается оправдаться в этом: «…хотелось бы предостеречь читателя от поспешных выводов. При поверхностном и предвзятом ознакомлении с нашим переводом «Пророчеств» и особенно комментариев к ним легко совершить серьёзную ошибку, заподозрив Нострадамуса, во-первых, в плагиате, а во-вторых – в преднамеренной мистификации», всё же явное сказанное многократно перевешивает, заявленное лишь в протоколе о намерениях.

С другой стороны, возможно, где-то инстинктивно я проявил защитную реакцию от лица всех копателей-энтузиастов вышеозначенного творческого наследия, - по-моему, очень важно не дать навязать себе чувство вины за, якобы, дилетантский уклон нашего занятия! Нельзя вставать на одну ступень с теми, о которых скорбел Сталкер в одноимённом х\ф по повести братьев Стругацких «Пикник на обочине»: «Да у них сам орган, который отвечает за веру в чудо, скоро атрофируется!» Безупречный научный стиль и безукоризненное лощёное всезнайство истории – это ещё далеко не главное в нашей работе. И сам N. в послании Цезарю, касаясь этой темы, воспользовался примером евангелия от Матфея (11:25): «Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам». Все мы делаем свой посильный вклад в одно большое дело, и, быть может, без какого-нибудь самого ничтожного на первый взгляд комментария общее понимание обсуждаемого нами вопроса не достигло бы столь высокой планки, стремительный скачок до уровня которой был совершён за последние полвека.

И книга «Пророчества магистра…» в этом аспекте (при всех её указанных минусах), конечно же, есть очередная значимая ступень в развитии отечественного и мирового нострадамусоведения. Нападая же на её слабые места, я отнюдь не имел ничего личного по отношению к её автору, который, вне всяких сомнений, являет собой пример порядочного человека. Просто:

«Нападать принадлежит к моим инстинктам», - привлеку опять в помощь Ницше, произнёсшего эту фразу в качестве введения к своему четвёртому и заключительному положению интеллектуального «праксиса войны», -

«Я нападаю только на вещи, где исключено всякое различие личностей (…) Напротив, нападение есть для меня доказательство доброжелательства, при некоторых обстоятельствах даже доброжелательности. Я оказываю честь, я отличаю тем, что связываю своё имя с вещью, с личностью…» (Ф. Ницше. Сочинения в 2 т. - М.: Мысль, 1990. т. 2. «Ecce homo. Как становятся самим собой».).

Впрочем, кажется, я уже немного забегаю вперёд, - мания величия и всё с нею связанное – это уже тема последующих статей.