ГОЛГОФА. ПЕРВОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ МАК-ДАУЭЛЛУ

Здесь нам придется начать с одного теоретического отступления - из тех, что я всеми силами стремлюсь избегать. Глубокие, принципиальные расхождения между повествованиями Иоанна с одной стороны, и евангелистов-Синоптиков - с другой общеизвестны ("Евангелий на самом деле не четыре, а три и одно"). И, наверное, прав Мережковский - "Спор об Иоанне - величайшая загадка христианства, а может быть, и загадка самого Христа". Тем не менее, мне - человеку нерелигиозному, а в теологическом отношении совершенно девственному - сосуществование этих двух принципиально несводимых друг к другу версий кажется вполне нормальным и естественным.

Я, как ни странно, оказываюсь подготовлен к такому восприятию именно своей профессиональной деятельностью. Дело в том, что у нас, в естественных науках, знание принципиально редуктивно. Поэтому сколь-нибудь длительное сосуществование альтернативных концепций, как правило, свидетельствует о том, что они на самом деле взаимодополнительны и попросту "редуцируют" изучаемую реальность до различных ее сторон. Так что в моем восприятии оппозиция Иоанн-Синоптики ничем принципиально не отличается от, например, взаимоотношений волновой и корпускулярной теорий света, которые описывают единый объект разными способами и лишь в паре друг с другом дают о нем адекватное представление. И опять позволю себе процитировать апологию Мережковского "Иисус неизвестный":

"Верно - может быть, вернее Синоптиков, - угадывает Иоанн, чего _х_о_т_е_л_ Иисус. Что он _д_е_л_а_л_, мы узнаем от Марка, что _г_о_в_о_р_и_л_ - от Матфея; что _ч_у_в_с_т_в_о_в_а_л_ - от Луки; а чего _х_о_т_е_л_ - от Иоанна, и, конечно, самое первичное, подлинное - в этом - в воле." [выделено Д. М.].

Но это все прекрасно и замечательно на уровне общем, концептуальном; в рамках же стоящей перед нами задачи, когда существенны именно конкретные детали событий, ситуация меняется. Мы и дальше будем часто сталкиваться с тем, что некоторые яркие эпизоды, детально описанные Иоанном, полностью отсутствуют в повествованиях Синоптиков и наоборот - это нормально. Сцена же на Голгофе в этом смысле уникальна: здесь версии Иоанна и Синоптиков выступают "острием против острия", противореча друг другу буквально во всем. А поскольку мои построения основываются на полном доверии к фактам (хотя далеко не всегда - к их интерпретациям), сообщаемым _в_с_е_м_и_ _ч_е_т_ы_р_ь_м_я_ Евангелистами, я попадаю в достаточно сложное положение, очевидного выхода из которого нет [можно, впрочем, выдвинуть и такую гипотезу: три Синоптических Евангелия представляют собой настоящие мемуары, тогда как Евангелие от Иоанна - это написанный много лет спустя на их основе... ну, скажем, исторический роман, в котором правда и художественный вымысел образуют нерасторжимое единство; при этом вторая реальность, будучи создана рукою гения (или человека Боговдохновенного - как угодно), обособилась, как ей и положено, от своей исторической первоосновы и стала абсолютно самодостаточной; должен признаться, что принятие подобного допущения (позволяющего дезавуировать некоторые из Иоанновых свидетельств) сильно облегчило бы мне жизнь; увы! исходные условия решаемой мною задачи (в том числе - равноправность четырех канонических текстов) определены достаточно жестко, и пересмотру не подлежат].

Расхождения начинаются с характерной "мелочи". Иоанн с уверенностью свидетельствует: "Неся крест Свой, Он взошел на место, называемое Лобное, по-еврейски Голгофа" (Ин 19:17). Синоптики же в один голос утверждают, что крест Спасителя нес некий Симон-Киринеянин, причем сообщают об этом человеке вполне проверяемые биографические данные - "отец Александров и Руфов" (например, Мр 15:21). Тут уже не воспаришь к специфике "Слова-Логоса" и не вывернешься казуистикой типа: "оба правы, но каждый по-своему"; надо отвечать честно - кто перепутал?

От Матфея. 27:32	От Марка. 15:21	От Луки. 23:26	От Иоанна. 19:17
32 Выходя, они встретили одного Киринеянина, по имени Симона; сего заставили нести крест Его.	21 И заставили проходящего некоего Киринеянина Симона, отца Александрова и Руфова, идущего с поля, нести крест Его.	26 И когда повели Его, то, захвативши некоего Симона Киринеянина, шедшего с поля, возложили на него крест, чтобы нёс за Иисусом.	17 И, неся крест Свой, Он вышел на место, называемое Лобное, по-Еврейски Голгофа;

Мне довелось однажды слышать такой чисто филологический довод в пользу документальности евангельских текстов. Речь шла о широко известном эпизоде:

"А около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! ламма савахфани? то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил? Некоторые из стоявших там, слыша это, говорили: Илию зовет Он. И тотчас побежал один из них, взял губку, наполнил уксусом и, наложив на трость, давал Ему пить. А другие говорили: постой, посмотрим, придет ли Илия спасти Его" (Мф 27:46-49).

Так вот (если я правильно понял), такой литературный прием, как расшифровка мотиваций побочных персонажей через некомментируемую прямую речь возник лишь в рамках европейского психологического романа - в девятнадцатом веке; следовательно, мы имеем дело со стенографически точной записью очевидца. Может быть оттого, что сам я не филолог, все это звучит для меня вполне убедительно. Обращаю, однако, внимание на то, что речь здесь идет именно о повествовании Синоптиков - сухом как рапорт, и оттого особенно горестном. Это в нем погибает преданный и покинутый всеми Человек, ничем не напоминающий откованных из хромисто-молибденовой стали персонажей "Житий Святых".

В Евангелии от Иоанна этих слов вы, разумеется, не отыщете. Зато найдете, например, цитату из еврейского Священного Писания, которую непринужденно воспроизводят наизусть римские солдаты (Ин 19:24), - а то вдруг окружающие оставят без внимания тот факт, что они не просто разыгрывают в кости одежку казненного, но выполняют древнее пророчество? Есть и возвышенная беседа, которую ведет умирающий в жесточайших муках человек со своими стоящими при кресте матерью и "любимым учеником", сиречь - Иоанном (Ин 19:26-27) [медицинские аспекты крестной казни были детально описаны Мак-Дауэллом; обычно считают, что смерть наступает от болевого шока, сочетающегося с обезвоживанием организма и тепловым ударом, но в действительности это не совсем так; спустя несколько часов после распятия у человека начинает развиваться отек легких из-за затрудненности их вентиляции, непосредственной причиной смерти является асфиксия; в силу этого распятый в принципе не может вести сколь-нибудь продолжительных и связных разговоров].

Стоп! А ведь у Синоптиков, между прочим, ни Богоматери, ни ученика нет и в помине. Есть лишь повсюду следовавшие за Христом галилейские женщины - две Марии, Магдалина и Иаковлева, и Саломея, да и те стоят вовсе не рядом с крестом, а глядят _и_з_д_а_л_и_ (Мр 15:40; Мф 27:55).

От Матфея. 27:55,56

От Марка. 15:40

От Луки. 23:49

От Иоанна. 19:25,26

55 Там были также и смотрели издали многие женщины, которые следовали за Иисусом из Галилеи, служа Ему;

56 Между ними были Мария Магдалина и Мария, мать Иакова и Иосии, и мать сыновей Заведеевых.

40 Были тут и женщины, которые смотрели издали; между ними была и Мария Магдалина, и Мария, мать Иакова меньшого и Иосии, и Саломия,

49 Все же, знавшие Его, и женщины, следовавшие за Ним из Галилеи, стояли вдали и смотрели на это.

25 При кресте Иисуса стояли Матерь Его, и сестра Матери Его Мария Клеопова, и Мария Магдалина.

26 Иисус, увидев Матерь и ученика тут стоящего, которого любил, говорит Матери Своей: Жено! се, сын Твой.

Как могло случиться, что все Синоптики дружно не заметили такую "деталь", как _с_т_о_я_щ_и_е_ _у_ _к_р_е_с_т_а_ Иоанн и Дева Мария? Тем более что тут, совершенно некстати, всплывает в памяти посетившее Ивана Бездомного видение Лысой Горы - "и была эта гора оцеплена двойным оцеплением"; конечно, не Бог весть какой авторитет - и тем не менее... Честно признаюсь - я не знаю, что тут можно сделать. Разве что принять, с удручающей прямолинейностью, приведенную выше интерпретацию Мережковского, и заключить, что Спаситель лишь _х_о_т_е_л_, чтобы у его креста находились мать и любимый ученик...

Я к чему веду? - а вот к чему. Выступая здесь в роли контрразведчика Филиппа из "Пятой колонны", который "не верит ничему из того, что слышит, и почти ничему - из того что видит", я, разумеется, не мог не задать себе и такой вопрос. Человек, распятый между двумя разбойниками в полдень четырнадцатого числа весеннего месяца нисана - был ли он в действительности тем же самым, что шестью днями ранее въехал в Иерусалим под клики "осанна"? Если отраженный Иоанном разговор с матерью и учеником действительно имел место - то да, несомненно. А вот если на Голгофе не происходило ничего сверх того, что с такой скрупулезностью описано Синоптиками, то извините: на среднем кресте мог висеть кто угодно. Может быть, такой же разбойник, как и два других; может быть - партизан-зелот.

Достаточно лишь допустить, что римские власти пожелали, в собственных интересах, усилить позиции возглавляемой Иисусом секты, а он вступил с ними в сделку ("цель оправдывает средства") - и во всей истории с воскресением практически не останется темных мест. Тогда, кстати, становится понятной роль эпизода с облачением Иисуса в багряницу (красный военный плащ) - после суда, но до бичевания и восхождения на Голгофу (например, Мр 15:17-20). В одежду, снятую с Иисуса, нарядили после бичевания другого человека - того, которому и предстояло занять место на среднем кресте.

Я лично не собираюсь не только отстаивать эту версию, но и всерьез анализировать ее - ибо это потребовало бы отказа от обязательной для меня (по условиям задачи) "презумпции честности". Но я-то имею право на такой "отвод", а вот Мак-Дауэлл - нет. И уж коль скоро он на полном серьезе занимался опровержением гипотезы "Пасхального заговора", в которой концы вообще не сходятся с концами, а Христос с Иосифом Аримафейским мухлюют в четыре руки подобно паре вокзальных шулеров - рассмотреть в общем-то достаточно очевидную гипотезу "Нераспятого Христа" он был просто обязан.

При этом я вовсе не хочу сказать, что позиция Мак-Дауэлла на этом направлении была бы незащитима. Он, наверное, мог бы сослаться на посетивших место казни первосвященников (Мф 27:41) или на разговор с раскаявшимся разбойником:

"Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю" (Лк 23:43).

Поборник же гипотезы в свою очередь мог бы возразить: лицо человека на кресте в любом случае было искажено до неузнаваемости; первосвященники наверняка не подходили к кресту вплотную, а ведь голова распятого (если дело происходит не на полотнах классицистов, а в жизни) поникает лицом к земле; организаторы инсценировки наверняка должны были позаботиться об увеличении портретного сходства фигурантов; разговора с разбойником не мог слышать никто, кроме легионеров, а их "свидетельствам" понятно какая цена, etc. Одним словом, тут у обеих сторон найдется широкое поле для маневра.

Дело, однако, вовсе не в этих частностях. Даже если Мак-Дауэллу удастся достаточно убедительно опровергнуть гипотезу "Нераспятого Христа", положение его не станет менее незавидным. Он ведь основывал свою _с_и_с_т_е_м_у_ доказательств на том, что им изучены (и опровергнуты) _в_с_е_ мыслимые материалистические версии - и вдруг сразу такой казус... Небольшая иллюстрация к той банальной истине, что пространство логических возможностей принципиально неисчерпаемо, и с этим ничего не поделаешь.

Одним словом, дредноут Мак-Дауэлла, похоже, наскочил на плавучую мину еще на выходе из гавани. И хотя усилия команды, возможно, позволят удержать корабль на ходу, прок от него как от боевой единицы отныне будет весьма условный. Впрочем, капитана Мак-Дауэлла ожидают в этом походе и куда более серьезные сюрпризы...

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14

Дальше