ПОСЛЕДНИЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ СВЯТОГО.
Папа ликовал. Во всех церквах шли торжественные богослужения. Считая, что гугеноты во Франции окончательно разбиты, папа собирался отозвать свою гвардию. Однако, вскоре радость сменилась яростью: в Рим пришли дурные вести - на юге армия гугенотов двинулась форсированным маршем к западным границам Франции, угрожая Парижу. Екатерина Медичи, опасаясь осады столицы, предложила прекратить военные действия. Помимо общей амнистии правительство готово было возвратить конфискованные земли и разрешало протестантам открыто совершать богослужения, а также занимать шесть должностей в парламенте. Кроме того, в их руках оставались четыре крепости.
Уступки, сделанные в пользу гугенотов, казались католикам чрезмерными. Но Екатерина Медичи писала святому отцу, что мирный договор - лишь тактический вольт и что она и её сын принимают меры для нанесения гугенотам последнего, сокрушительного удара.
Пий пятый не удовлетворился этим ответом. Вместе с иезуитами, чьё влияние чрезвычайно возросло при всех дворах Западной Европы, он стал готовить поход против еретиков и направил ко всем христианским государям своих легатов, сообщая о кровавом замысле.
Архиепископ Миланский, на которого возлагалась миссия по организации разбойничьих банд в Пьемонте и Швейцарии, охотно откликнулся на предложение Пия пятого. Папский кардинал, явившийся к Сигизмунду Августу, польскому королю, тоже встретил благосклонный приём. Карл девятый и его мать сообщили, что полностью поддерживают политику его святейшества.
Одна лишь Германия (помимо Англии, которую никакими доводами нельзя было соблазнить) сопротивлялась. Пий тщётно прибегал к разным дипломатическим уловкам, пытаясь воздействовать на императора, но Максимилиан, не столько из гуманных побуждений, сколько из опасения восстановить против себя протестантов обширной империи, отказался от авантюры, которая казалась ему рискованной.
Его отказ так разгневал святого отца, что он занемог и спустя несколько дней умер в возрасте шестидесяти восьми лет.
Смерть первосвященника сохранила жизнь немалому числу протестантов.
Лишь французским гугенотам суждено было подвергнуться той участи, которую папа Пий готовил всем протестантам Европы.
Не забудем также добавить, что церковь канонизировала Пия пятого. Впрочем, он действительно достоин галереи нимбоносных бандитов.
ГРИГОРИЙ ТРИНАДЦАТЫЙ.
Григорий XIII (пластилин) |
Как только мрачное чудовище, именовавшееся Пием пятым, прекратило своё бренное существование, придворные, учитывая ненависть народа к усопшему, расставили гарнизон солдат, закрыв доступ во дворец; они опасались, что народ осквернит труп его святейшества и протащит его с позором по улицам Рима. Когда церемония погребения Пия пятого была закончена, кардиналы заперлись для избрания нового папы. После упорной борьбы большинство голосов получил кардинал Бонкомпаньи, принявший имя Григория тринадцатого. Новый глава римско-католической церкви родился в Болонье в 1502 году. Сначала он изучал право и получил докторское звание в двадцать восемь лет. Затем преподавал в университете, где читал лекции до 1539 года, но, рассудив, что карьера профессора не столь доходна и не сулит ни почести, ни власти, он сменил её на профессию более блестящую. Благодаря Павлу третьему он стал продвигаться вперед; Юлий третий возвёл его в должность секретаря апостольской канцелярии; при Павле четвёртом он добыл себе епископство, и уже при Пие четвёртом деньги набожных дураков помогли ему напялить на себя кардинальскую шапку.
Григорий XIII постарался прежде всего укрепить отношения с французским королём. Когда Карл девятый обратился к нему за разрешением на бракосочетание своей сестры Маргариты Валуа с Генрихом Наваррским, Григорий тринадцатый поспешил дать своё величайшее согласие. "Я не нахожу лучше средства покончить с еретиками, чем этот союз". Эти слова короля вполне объясняют действия новоизбранного первосвященника. Зловещая фурия Екатерина Медичи и её достойный сын с нетерпением ожидали возможности навсегда освободиться от заклятых врагов.
ВАРФОЛОМЕЕВСКАЯ НОЧЬ.
Четыре посланца папы разработали план и направились в кабинет Карла девятого. Роковой час настал. Перед Карлом девятым стоял выбор: либо разделить славу с адмиралом Колиньи, либо быть преданным вечному позору с Екатериной; либо искупить грехи молодости, либо навлечь на себя проклятия современников и потомства. От слова человека неуравновешенного, почти полоумного зависела судьба Франции; одно слово могло предотвратить неисчислимые бедствия, избиение многих тысяч.
По слухам, король какое-то время боролся с матерью и её зловещими советчиками, но в конце концов, когда его обвинили в трусости, взревел: "Вы хотите убить адмирала? Клянусь богом, и я этого хочу! Но тогда и остальных гугенотов во Франции! Всех до единого! А не то они явятся упрекать меня! Клянусь богом, отдавайте приказ! Но только скорее, скорее!"
Собственно говоря, всё давно уже было подготовлено к избиению: по всем дорогам королевства мчались курьеры с тайными приказами губернаторам провинций. Накануне праздника святого Варфоломея, в достопамятную ночь 24 августа 1572 года, по сигналу из Лувра раздался звон с колокольни Сен-Жерменской церкви, а затем крики, вопли, звон клинков, стрельба мушкетов известили о парижской заутрене. Банды разбойников врывались в дома протестантов, и в течение двух только дней тысячи французов - мужчин, женщин, детей - были уничтожены благочестивыми католиками.
Варфоломеевская ночь в Париже. |
Так завершилось святое дело, над которым Пий пятый, наместник милосердного бога, потрудился с таким усердием.
28 августа, спустя четыре дня после страшной трагедии, духовенство, гордясь своими подвигами, торжественно отпраздновало кровавую победу; Карл девятый и его двор не постыдились принять участие в благодарственных молебствиях и в прочих религиозных фарсах.
Массовое избиение гугенотов, последовавшее сразу за восшествием на престол Григория тринадцатого, почти совпало с церемонией коронования нового папы. Римский двор встретил сообщение о резне с неописуемым восторгом. В замке Святого ангела гремели пушечные салюты. Его святейшество распорядился устроить народные празднества в ознаменование счастливого исхода Варфоломеевской ночи, а затем в окружении кардиналов торжественно проследовал в три римских храма, чтобы вознести благодарность за радостную весть.
Кроме того, Григорий приказал отчеканить памятную медаль, а также заказал известному итальянскому художнику Вазари картину, изображающую избиение еретиков, с надписью: "Папа одобряет убийство Колиньи". Картина и теперь ещё красуется в Сикстинской капелле. В свою очередь, кардинал Лоррен (один из Гизов) приказал поместить в храме святого Людовика благодарственную надпись по поводу позорной победы, одержанной сыном Екатерины Медичи благодаря советам и молитвам святого отца.
Во всех церквах Италии, даже в Венеции, церковные проповедники, главным образом иезуиты, произносили пламенные речи, восхваляя Карла девятого и его мать.
Филипп второй Испанский ликовал не меньше папы. Вся же остальная Европа приняла весть с ужасом и отвращением.
Всем известно, что Варфоломеевская ночь привела к четвёртой религиозной войне, ибо, несмотря на массовое избиение, не все гугеноты были истреблены; вскоре они стали ещё сильнее и ещё более независимыми, чем прежде.
Кроме того, произошло ещё нечто невероятное: кровавая резня уничтожила старую, средневековую церковь; её вдохновители считали, что стоят на верном пути, но их победа оказалась самоубийством. Именно с той поры от католичества отвернулись многие честные, прямодушные верующие. Варфоломеевская ночь вызвала также возмущение многих иностранных правительств, а королевская власть и церковь во Франции стали подвергаться нападкам и оскорблениям.
В то время как почтенный Григорий тринадцатый и его верные иезуиты прославляли подвиги Карла и его преступной мамаши, испанцы опустошали Фландрию и совершали там столь же гнусные злодеяния. Казалось, герцог Альба хотел перещеголять Екатерину Медичи и её сына. Прежде чем покинуть Нидерланды, герцог утопил в крови несколько городов. Он хвастался, что его солдаты уничтожили более ста пятидесяти тысяч бельгийцев, а двадцать тысяч человек он замучил в застенках.
Но Григорий тринадцатый не удовлетворился расправой над еретиками, он стремился также захватить их имущество. Папа потребовал, чтобы Карл девятый учредил суд инквизиции во Франции и провёл в жизнь знаменитые постановления Тридентского собора - те самые, которые были отвергнуты парламентом. Естественно, претензии папы вызвали всеобщее недовольство. И вот в тот момент, когда считали, что с реформаторами покончено, они подняли голову, укрепились в ряде городов и объявили, что двинутся к Лувру требовать у короля отчета за страшное избиение их единоверцев.
НОВЫЕ ЖЕРТВЫ РЕЛИГИИ.
Карл девятый, напуганный угрозами гугенотов, стал смиренно заискивать перед теми, чьих братьев он беспощадно истребил. Король пытался снять с себя вину за Варфоломеевскую ночь и взвалить ответственность на Гизов и римскую курию. Он дошёл до того, что наперекор папскому легату приказал возвратить гугенотам конфискованное имущество, а в конце концов вообще объявил себя покровителем реформаторской церкви.
После смерти Карла девятого королевский скипетр достался его брату Генриху третьему. При нём французский двор превратился в настоящий вертеп. "Жизнь королевского двора, - рассказывает один летописец, - проходила в балах, пирах и оргиях, после которых Генрих третий вместе со своими фаворитами шатался по ярмаркам, рынкам, площадям, оскорблял честь женщин и девушек, насилуя мальчиков, избивая отцов и матерей, посмевших защищать своих детей. Повеселившись, распутники устраивали комедию покаяния, обряжались в рясы с красными, чёрными, синими, зелеными или белыми капюшонами и отправлялись в церковь, а затем шли к астрологам и гадателям: старики покупали любовные снадобья, молодые - яды для устранения старых мужей своих возлюбленных. В эту эпоху растления нравов мужчины и женщины без угрызения совести пользовались кинжалом или ядом, чтобы избавиться от соперников".
Таковы были нравы набожного двора содомита Генриха третьего, верного друга и союзника Григория тринадцатого.
ИЕЗУИТЫ ЗА РАБОТОЙ.
Григорий XIII |
Между тем подошёл срок всемирного юбилея. Григорий с нетерпением ожидал его, надеясь пополнить опустевшую папскую казну. Как и в прежние годы, в Рим отовсюду стекались благочестивые глупцы, чтобы сложить богатые дары к ногам наместника Иисуса Христа. Золото позволило папе сколотить банду наёмных убийц и вновь призвать к священной войне.
В то время как Григорий поправил свои финансовые дела, Генрих третий испытывал немалые затруднения. Он требовал новых налогов, а это вызвало сильнейшее волнение среди парижан. "Священная лига" подняла голову; её члены подстрекали народ к восстанию, обличая короля, чье распутство перешло всякие границы. Они называли его узурпатором и требовали передать власть подлинному потомку Карла Великого Генриху Гизу, главе Лиги.
Чувствуя своё бессилие, Генрих третий собрал Генеральные штаты; депутаты, находившиеся под влиянием иезуитов, высказались за поход против кальвинистов. Казалось, война была неизбежна. Но королю не хватало главного - презренного металла. Дерзкие выходки Гиза, ненависть Лиги заставили его заключить соглашение с реформаторами. Король предоставил им свободу вероисповедания, вернул отнятые у них земли и привилегии и восстановил доброе имя тех, кто пал жертвой во время Варфоломеевской ночи. В довершение король согласился отменить целибат для священников.
"Эдикт, - по словам одного историка, - мог бы привести страну к благоденствию, но никто не верил в искренность заманчивых обещаний Генриха третьего. Папа же и Гиз были заинтересованы в том, чтобы разжечь кровавую гражданскую войну во Франции. С этой целью папа немедленно выслал на помощь Лиге одного из самых ловких дипломатов того времени - иезуита Генриха Сомье, который умело воздействовал на умы и возбуждал мятежи и смуты. Со своей стороны, Генрих Гиз набирал себе приверженцев: с помощью денежных раздач он сколотил армию, хранил в своём дворце запасы оружия и открыто призывал к свержению династии Валуа.
Решив, что дни его сочтены, король удвоил численность гарнизона, охранявшего Лувр, и в свою очередь создал армию из гвардейцев и наемников-швейцарцев для защиты короля и религии".
НЕУДАЧИ ПАПЫ.
Григорий XIII стал искать новых союзников. Он восстановил орден святого Василия, объединявший в одном Неаполитанском королевстве пятьсот монастырей. В Риме папа основал около двадцати коллежей, управляемых чёрной ратью; он старался распространить иезуитскую заразу по всему свету, вплоть до Японии.
Помимо этого тиароносный миротворец не прекращал тайком сеять семена раздора между властителями Европы, чтобы использовать их распри в интересах римской курии. Он убеждал Хуана Австрийского вступить в брак с Марией Стюарт и низложить королеву-еретичку Елизавету, но прежде всего объявить войну Голландии и тем самым лишить возможности принца Оранского оказать помощь Великобритании.
Хуан, находившийся до этого в затруднительном положении, вступил было в переговоры с бельгийцами, но, как только пришла долгожданная поддержка от папы, он нарушил договор, заключённый с протестантами. Вероломство, однако, не принесло выгоды. Брюссельцы взялись за оружие, выгнали наместника Филиппа второго и провозгласили правителем Нидерландов принца Оранского.
Но предприимчивого Григория тринадцатого не так-то легко было обескуражить. По его приказу тучи иезуитов ринулись в Ирландию, чтобы поднять восстание против Елизаветы.
"Его святейшество, - рассказывает историк Лашатр, - основал орден особых миссионеров, призванных подготовить восстание в Англии: он организовал целый отряд, в состав которого вошли шестьдесят четыре иезуита из англичан, шотландцев и ирландцев. Иезуиты поклялись приложить все усилия, чтобы лишить короны и жизни еретическую королеву Елизавету. Фанатики отправились в Лондон за мученическим венцом. Трое из них, изобличённые в заговоре на жизнь государыни, были задушены, обезглавлены и четвертованы. Папа предписал их канонизировать, а оставшимся в живых приказал организовать новый заговор, действуя более осмотрительно".
ФИЛИПП ВТОРОЙ ОБХОДИТ ПАПУ.
В Португалии иезуитам повезло значительно больше, чем в Англии: они приобрели влияние и превратились в грозную силу. Наследникам Лойолы удалось уговорить короля Португалии Себастьяна, племянника Филиппа второго, предпринять военную экспедицию в Африку. Увы, обращённые в христианство марокканцы оказались ненадежными католиками и убили дурака Себастьяна.
Корона слабоумного короля, не имевшего потомства, перешла, не без помощи чёрной рати, к его дяде кардиналу Генриху. Едва старый проказник уселся на трон, как у него появилось желание иметь потомков. Он попросил у папы Григория разрешения вступить в брак с молодой особой, которую ему подыскали иезуиты. Хитрый папа, который давно с вожделением поглядывал на Португальское королевство, отклонил брак по религиозным мотивам. А Филипп второй, ближайший наследник, тоже мечтавший прибрать к рукам Португалию, пригрозил королю-кардиналу, что захватит его владения, если тот вздумает ослушаться папу. Больной старик недолго томился и через полтора года отошёл в лучший мир.
Испанский король немедленно двинул свои войска в Португалию, не обращая внимания на вопли иезуитов и разгневанного Григория тринадцатого, который собирался передать этот трон своему побочному сыну. Папа, однако, не решился отлучить Филиппа второго, так как весьма нуждался в нём, и ему пришлось поздравить победителя.
СЕРИЯ ЗАГОВОРОВ.
Положение в папских владениях день ото дня становилось всё более тяжёлым. Милану пришлось испытать сразу два бедствия: чуму и племянника папы архиепископа Шарля Барроме. Рим был доведён до истощения махинациями святого отца и его возлюбленного сына, скупивших зерно, чтобы потом спекулировать им.
Со всех сторон Григория тринадцатого осыпали проклятиями. "Вскоре, - рассказывал летописец, - появились шайки разбойников, которые бродили по дорогам, грабили путешественников и купцов, совершали набеги даже на святой город.
Несчастных, доведённых голодом и отчаянием до разбоя, поддерживали иногда некоторые могущественные сеньоры, ненавидевшие папскую тиранию и предоставлявшие в своих дворцах убежище бандитам.
Папа распорядился произвести обыск во всех домах в окрестностях Рима, а особенно тщательный - во дворце Раймондо Урсино. Сбиры, выполняя приказ папы, арестовали во дворце Урсино несколько невинных людей. Но когда они собрались уже отвозить арестованных, чтобы бросить их в подземелье замка Святого ангела, явился хозяин со своей свитой. Он потребовал освободить пленников, но офицер римской курии отказался. В результате произошла стычка, в которой Раймондо Урсино был убит. Убийство вызвало волнение в народе, римляне бросились в Ватикан, и Григорию удалось успокоить толпу только тем, что он приказал немедленно обезглавить офицера и солдат, убивших Урсино.
Глубокая ненависть, которую испытывали все классы общества к папскому деспотизму, помогла брату Раймондо Урсино поднять мятеж и напасть на замок внука Григория. Убив его собственной рукой, Урсино с огромной толпой недовольных бежал из Рима, где начался страшнейший террор".
Как ни отвлекали разбойничьи шайки внимание Григория тринадцатого, он всё же не забывал о других лелеемых планах: соблюдая интересы Испании, он поддерживал герцога Анжуйского, продолжая интриговать против Нидерландов. А когда казна его вновь стала истощаться, папа принял твёрдое решение нанести окончательный удар и убрать со сцены принца Оранского, одного из наиболее грозных противников римской курии. Однако, иезуит, которому было поручено выполнить святую миссию, промахнулся (перст божий не вмешался вовремя!); его поймали с поличным, и народ расправился с ним.
Неудача заговора привела в ярость неутомимого Григория тринадцатого. С помощью учеников Лойолы он нашёл фанатика, который, оказавшись более удачливым, чем его предшественник, и заколол грозного врага апостольской римской церкви.
Папа-убийца попытался таким же путём и как можно скорее избавиться от Елизаветы Английской. Вооружив другого фанатика, он отправил его в Англию. Но там заговор провалился, незадачливого агента изобличили и казнили. Дорого обходится венец мученика!
Королева Елизавета, выведенная из терпения, разразилась грозным эдиктом против католиков и иезуитов, запретив им под страхом смертной казни появляться на Британских островах.
ФИГЛЯРСТВО ГРИГОРИЯ ТРИНАДЦАТОГО.
В некоторых странах дела иезуитов шли неважно. Григорий тринадцатый счёл необходимым поднять их авторитет в глазах Европы. Хитрый первосвященник инсценировал торжественный приём в Ватикане мнимых японских послов.
Роль посланцев исполняли четверо рыбаков, доставленных иезуитами из Японии. Прибывших в Рим так называемых послов встретила депутация священной коллегии, и их отвели с большой помпой к папе, давшему им аудиенцию. Рыбаки вручили старому комедианту Григорию три послания японских принцев. Светлейшие принцы, выражая глубочайшую преданность и любовь к наместнику царя небесного на земле, глубоко сожалели о невозможности лично засвидетельствовать свою благодарность и покорнейше просили наградить доблестных иезуитов - ревностных защитников истинной веры. Заслушав послания, преемник апостола Петра патетически воскликнул: "Слава, слава мужественным детям Иисуса! Слава ученикам Игнатия Лойолы! Мне довелось увидеть торжество иезуитов! Теперь господь может призвать к себе раба своего!"
Несмотря на эффективную инсценировку, комедия, разыгранная Григорием тринадцатым, никого не ввела в заблуждение. До конца жизни Григорий продолжал строить козни в Европе, ибо вся его политика основывалась на том, чтобы интриговать и сеять семена раздора. Но внезапно его сразил апоплексический удар, и он умер 10 апреля 1585 года.
Так кончил свои дни гнусный папа, дерзнувший прославлять вдохновителей Варфоломеевской бойни!
ПРЕЕМНИК ГРИГОРИЯ ТРИНАДЦАТОГО.
Сикст V |
Как сообщает нам летопись, Феличе Перетти родился в семье бедного виноградаря. Когда сбиры безжалостно расправились с его отцом за мелкое браконьерство, мальчика отдали в услужение к соседнему фермеру. Как-то вечером францисканский монах Салери, заблудившись, встретил юного свинопаса. Мальчик вывел монаха на дорогу и по пути рассказал ему о печальной судьбе своей семьи.
Тронутый участью мальчика, Салери забрал его в монастырь. Юный послушник попал в обучение к монаху-богослову. Не по летам развитый, Феличе сразу же обнаружил редкие способности и огромное усердие в занятиях науками. Он был подвержен страшным припадкам вспыльчивости, которые, правда, быстро проходили.
Других недостатков у юного Феличе не было. В двадцать шесть лет он получил звание доктора богословия и кафедру профессора. Спустя восемь лет он отличился как проповедник, и карьера монаха Перетти, бывшего свинопаса, изменилась. В проповедях он рьяно призывал изобличать еретиков и обратил на себя внимание иезуитов. Его назначили инквизитором в Венеции. Его неумолимый характер и жестокие меры, проводимые в стране по требованию Пия пятого, который в то время был инспектором трибунала святой инквизиции, вызвали широкое возмущение, и Перетти был вынужден бежать, спасаясь от народного гнева.
Рассказывают, что, когда коллеги упрекали его за это, он ответил: "Я поклялся стать папой в Риме и не мог позволить себе быть повешенным или убитым в Венеции". Лукавый монах - будущий Сикст пятый - не проявил желания стать мучеником.
Благодаря покровительству гнусного Пия пятого Перетти стал быстро продвигаться по иерархической лестнице: он был генералом францисканского ордена, затем епископом и, наконец, кардиналом. До того как он надел пурпурную мантию и шапку кардинала, Перетти был преданным соратником святого отца, точной копией своего могущественного и кровавого патрона. Но, вступив в ряды банды священной коллегии, он, видимо, рассудил, что получил от папы всё, что можно, и резко изменил своё поведение: волк надел шкуру ягненка.
УХИЩРЕНИЯ БУДУЩЕГО ПАПЫ.
После смерти Пия пятого кардинал Монтальто (таково было теперь его имя) покинул роскошную резиденцию и поселился в скромном домике вблизи церкви Санта Мария Маджоре. До конца понтификата Григория тринадцатого кардинал оставался в уединении, заявив окружающим, что отныне будет заботиться о спасении своей души. Внешне он также очень изменился: сгорбился, одряхлел, говорил тихо, прерывистым голосом; весь его облик напоминал человека, близкого к смерти. К концу понтификата Григория он и вовсе перестал показываться на людях.
Когда кардиналы собрались в конклав, после похорон Григория тринадцатого, Монтальто выглядел ещё более немощным и дряхлым. Ввиду того что все члены священной коллегии стремились завладеть тиарой, они остановили свой выбор на кардинале Монтальто, считая, что новый папа проживет недолго, а тем временем они придут к тому или иному решению.
Избрание лукавого Монтальто состоялось 24 февраля 1585 года.
"Как только Монтальто, - пишет Морис Лашатр, - отсчитал двадцать шесть голосов, произошла совершенно неожиданная сцена, которая привела конклав в смятение: кардинал Монтальто гордо выпрямился, отбросил в сторону палку и вздохнул полной грудью, как здоровый тридцатилетний человек. Кардиналы в ужасе переглянулись. Старейшина, поняв, что коллеги его поторопились и раскаиваются в этом, воскликнул: "Повремените, братья мои, возможно, произошла ошибка при подсчёте!"
"Нет, - твёрдо возразил Монтальто, - баллотировка прошла по закону". И человек, который час назад не мог произнести слово, не задохнувшись от кашля, зычным голосом, потрясая своды капеллы, пропел: "Тебя, бога, хвалим". Затем он опустился на колени перед престолом для молитвы. Но кардинал Медичи, стоявший рядом, заметил, что уста его не шевелились и он, не выказывая ни малейшего волнения, спокойно взирал на лик спасителя.
Когда новый папа поднялся, один из членов конклава поздравил его с происшедшей в нём переменой. "Я сгибался, - ответил Монтальто, - надеясь обрести на земле ключи католического рая; теперь, когда они у меня в руках, я могу смотреть богу прямо в лицо". Когда церемониймейстер, приблизившись к нему, согласно обычаю спросил, согласен ли он принять сан первосвященника, Монтальто ответил: "Я не могу получить больше того, что уже получил, но я бы не отказался от большего, ибо чувствую в себе силы управлять не только церковью, но и всей вселенной". После этого он взял одежду первосвященника и облачился, не прибегая к помощи камергеров. Всё было настолько необычно, что кардинал Рустикуччи не удержался и сказал: "Я вижу, пресвятой отец, что скипетр исцеляет больных кардиналов и возвращает им молодость".
"Я убедился в этом на собственном опыте", - невозмутимо ответил Монтальто и возложил тиару на голову. Он был возведён на престол под именем Сикста пятого.
ПЕЧАЛЬНЫЙ ДЕБЮТ.
В день коронации новый папа, вместо того чтобы согласно установленным традициям объявить об амнистии, отправил на виселицу шестьдесят особенно упорствующих еретиков - в назидание остальным.
Летописцы рассказывают, что Сикст пятый не проявил милости и к мнимым японским послам. Отлично зная, что в жалком фарсе виновен умерший папа, он предпочёл скрыть следы неприглядного мошенничества, чтобы не бросить тень на папство: он не отказал им в почестях, допустил к церемонии целования туфли, присвоил звание "кавалеров золотых шпор", римских патрициев, на торжественном богослужении сам лично потчевал святыми дарами и, что более существенно, пригласил на роскошный банкет, после чего, вручив письма к японским принцам, отправил их восвояси.
Со дня отплытия никто не слыхал, какая участь постигла бутафорских послов. Авторы хроники - злоязычники - имеют дерзость утверждать, что "иезуит, которому надлежало сопровождать послов, сообщил своему генералу, что в секретной беседе с его святейшеством ему было сказано: "Комедия окончена, выполняйте нашу волю, и да будет море им могилой"".
Очутившись на престоле, Сикст сразу же вызвал к себе сестру Камиллу и её потомство, подарил ей дворец, поместья и назначил огромную пенсию. На следующий день в Риме из уст в уста передавался анекдот о прачке, превратившейся в принцессу. Когда Сикст узнал об анекдоте, он рассвирепел и распорядился во что бы то ни стало разыскать автора, обещав в награду сорок тысяч экю.
Хотя жестокость Сикста была всем известна, автор по наивности сам явился к святому отцу. Он дорого поплатился за свою неосторожность: папа распорядился, чтобы казначей отсчитал ему сорок тысяч экю, а затем приказал палачу отсечь ему язык и правую руку. Оба распоряжения тотчас были выполнены.
Варварский способ внушать, что гораздо умнее - держать язык за зубами!
Как видно, бывший свинопас не был чувствителен. Он отрешил от должности всех судей, которые при папе Григории оказывали снисхождение еретикам, расширил полномочия внутренней полиции в папских областях, разрешив ей действовать по своему усмотрению. Кроме того, он издал эдикт, осуждавший на смертную казнь всех, кого уличат в адюльтере (это весьма заметно отразилось на численности населения вечного города!).
Летописцы рассказывают следующую историю, свидетельствующую о суровости Сикста: некий сеньор из Салерно, не будучи подданным первосвященника, считал, что страшный эдикт не имеет к нему отношения. Сикст пятый пришёл в ярость, когда узнал, что иноземец осмелился не повиноваться приказу, и потребовал, чтобы губернатор строго следовал закону. Губернатор заметил, что нарушители являются подданными Неаполитанского королевства и потому их нельзя судить по законам чужой страны. "Это всё, что вас останавливает? - спросил папа. - Если вы столь добросовестны, повесьте любовников и мужа на веревке, купленной в Неаполе". Достопочтенный отец признавал только те законы, которые изобретал сам. Бедняга муж слишком дорого заплатил за свою снисходительность: его обрекли на виселицу за то, что он был рогат. Не слишком ли много бед на одну голову?
Решив искоренить преступность, папа возымел странную идею - обуздать обнаглевших клириков. Это касалось, в частности, кардиналов, членов священной коллегии, которые, злоупотребляя правом неприкосновенности, никогда не платили долгов. Чтобы дать пример святошам, папа уплатил все старые долги (заметим, кстати, что сделать это ему было нетрудно: одной рукой платил, а другой - брал). Он обложил население своей столицы чрезвычайными налогами и со всей строгостью следил за сборами податей, что привело к народным смутам.
Трусливый, как большинство тиранов, Сикст пятый дрожал за свою жизнь и потому запретил всем гражданам носить оружие в городе. Всех, кто осмеливался нарушить приказ, ожидала смертная казнь. Он не пощадил даже отрока, поднявшего кинжал на сбиров, оскорбивших его, - приговорил и шестнадцатилетнего юношу к смертной казни. Когда защитник сослался на закон, запрещавший применение смертной казни в отношении несовершеннолетних, пресвятой отец воскликнул: "Властью, доверенной мне господом, я даю ему мои собственные десять лет - приведите закон в исполнение!"
СИКСТ ПЯТЫЙ ПЫТАЕТСЯ УГРОЖАТЬ КОРОЛЯМ.
Сурово расправившись с врагами, Сикст решил вступить в борьбу с европейскими монархами, и даже с таким ревностным католиком, как Филипп второй.
Прежде всего он начал интриговать против Франции, продолжая политику Григория тринадцатого. Он натравливал католиков против Бурбонов и разразился грозной буллой против еретика и раскольника Генриха Наваррского и всех протестантов. Генрих, в свою очередь, поносил папу-предателя и антихриста в воззваниях, которые расклеивались на стенах домов, и папе оставалось только дивиться его мужеству, восхитившему весь христианский мир.
Восшествие Сикста на престол произвело сенсацию в Англии. Королева Елизавета отправила в Рим посла выяснить намерения папы относительно новой, англиканской церкви. Елизавета вручила дипломату свой портрет, украшенный драгоценными камнями (он предназначался для кардинала Александра, племянника папы), и приказала любыми средствами завоевать расположение первосвященника.
Сикст оказал милостивейший приём молодому послу, с живейшим интересом расспрашивал его о повелительнице Англии. Когда молодой дипломат, воспользовавшись случаем, передал портрет императрицы, его святейшество, внимательно разглядывая его, печально воскликнул: "Благородное лицо! Замечательная женщина! Как часто я жалею, что мой сан лишает меня возможности вступить в брак. Клянусь бородой Христа, я бы выбрал только Елизавету, и наши дети были бы достойны нас!"
Закончив аудиенцию, его святейшество поручил своему племяннику оказать послу должное внимание. В беседе с племянником посол мог почерпнуть немало благоприятных сведений об отношении его святейшества к планам Елизаветы, касающимся Испании. В знак своего уважения к королеве папа уполномочил племянника подарить ей свой портрет. Обрадованный посол тут же написал Елизавете об успешно выполненной миссии и предложил королеве, не мешкая, подписать соглашение с Нидерландами и двинуть войска против испанцев.
Как легко догадаться, наивный посол был просто одурачен вероломным папой.
В действительности Сикст пятый преследовал лишь одну цель: стравить двух монархов и ослабить того и другого в интересах Рима. По отношению же к республикам хитрый Сикст вёл себя весьма миролюбиво.
Однажды он сделал строгий выговор своему нунцию, приказавшему арестовать протестантского священника на швейцарской территории. Вот что папа написал чересчур ретивому слуге: "Разве вы забыли, что мы направили вас в Швейцарию для того, чтобы установить мир между кантонами, а не для усиления смут? Мы поручили вам установить согласие между еретиками и католиками, а не натравливать их друг на друга. Пора понять, что не в наших интересах обращаться со свободными народами так, как мы действуем по отношению к государям. Всякие волнения и революции у независимых народов всегда опасны для христиан и, напротив, всегда благоприятны для еретиков. Я категорически предлагаю вам действовать осторожно и вести себя сдержанно со швейцарцами, которые отказываются войти в лоно нашей церкви. Не подражайте неуклюжей ретивости иезуитов, которые, стремясь защитить наш престол, иногда наносят ему самые тяжёлые удары".