Завалишинский поэтический перевод центурий Мишеля Нострадамуса

ЦЕНТУРИЯ 1

ЦЕНТУРИЯ 2

ЦЕНТУРИЯ 3

ЦЕНТУРИЯ 4

ЦЕНТУРИЯ 5

ЦЕНТУРИЯ 6

ЦЕНТУРИЯ 7

ЦЕНТУРИЯ 8

ЦЕНТУРИЯ 9

ЦЕНТУРИЯ 10

ЦЕНТУРИЯ 11

ЦЕНТУРИЯ 12

Таинственным знаньем пронизана память,
Подземные воды горят от свечи,
Трепещет и искрится бледное пламя
И в судьбы столетий бросает лучи.

Гасконь под угрозой английского штурма,
Но дождь и мороз обесправят набег,
В Селине готовятся к действиям бурным,
Из холода в жар бросит яростный век.

Уже не бушуют морские сраженья,
Великий Нептун отдыхает в глуби,
И красный бледнеет, боясь пораженья,
Но сам угрожает врага победить.

Здесь жалкий остаток непролитой крови,
Венеция слабнет теперь для борьбы,
Но к битвам, союзники, будьте готовы
И слушайте первые зовы трубы.

Те двое встречались и спорили в церкви
(А кельтское завтра в руинах лежит),
С кинжалом в груди всадник, гибнущий зверски,
Его схоронили без шума, в тиши.

В воде отражен был собор у Гарроны,
И то отражение римские силы страшит,
Процессии зрят Пиренейские горы,
К ним новый король за поддержкой спешит.

Потомки запомнят квадратную залу.
Был выставлен труп на потеху людей,
Так все королевское действо познали,
И не был Ахиллом спасен казначей.

Эх, Лорон, Пау, Ней, кровь сочится сквозь пламя,
Полководец идет по земле и воде,
И Помпон и Дюранс видят рваное знамя,
Что взметнулось навстречу превратной судьбе.

Все письма - призыв к коренным переменам,
Бурэ, переводчик, их взял со стола,
И здесь демагог с краснобаем тому набьют цену,
Кто множество благ всем своим обещал.

Противник ослаб, но не хочет сдаваться:
Ведь пленных уморят иль сразу убьют.
Спасенья усталый солдат добивался,
Так дайте ж разбитым покой и приют.

Быть трем городам в отвратительных язвах:
Чума настигает Минье и Манти!
Уж фурией к Эксу несется зараза,
Разбою Фоценса открыты пути.

Повсюду пожары с клубящимся дымом,
Поднявшие бучу - в больших синяках.
Прованс мой! Несчастья неистребимы!
У нас фанатизм не меркнет никак.

Как будто сам Бог у меня за спиною
(Треножник из бронзы украсила вязь),
Он водит моею дрожащей рукою,
Небес и земли повелитель и князь.

Большой человек был повешен на рее.
За сколько же смерть покупает король?
Став белым, закон голубой не краснеет,
И Франция чувствует горечь и боль.

Философ! Ищи золотой самородок
В мистических соках души и небес!
Дух - воздух материи всякого рода,
И Бог в частых звездах для знаний воскрес.

Флот двинулся к морю, войска - к Пиренеям,
И Франция яростно ринется в бой,
Став беженкой, знатная дама мрачнеет.
Испания борется с горькой судьбой.

Их семь против трех, покидающих судно
(На пире доспехи злорадно блестят),
А тот, кто два флота водил многолюдных,
Великим стрелою с поста его снят.

В год входит пять сотен и восемь десятков,
То эра реформ и неслыханных зверств,
В семь сотен и тройку не вселятся духи упадка,
То год изменивших лицо королевств.

Пусть ночь удивляет солдат беспримерно.
Цвета - голубой, черный, белый - бегут по земле.
Арлез о войне и не думал, наверно,
Внезапно став жертвой предательских дел.

От молнии рушатся стены в Гаронне
И в небе грохочет суровый огонь,
Кондон, как и Экс, злой войною затронут,
А Марсу был люб бронированный конь.

Скорее, скорее, скорей уходите!
Из Монт Авентайна разносится зов,
Колонья с семьей! С Аримини и с Прато бегите!
Здесь жизнь насыщают страданья и кровь.

Свернут паруса корабли и галеры,
И славу свернет возвеличенный флот.
Плывет победитель в рассветную эру,
Командуя миром сверхдальних широт.

В фаготе сокрыты солдатские марши.
Раз рвут беспорядки Вильфранш и Миньон.
Нет! В мельницах, в неводе дух бунтарей не погашен!
Король! Защищайся от новых времен!

Лион окружен Монтлуелем и Веной,
Стал труженик жертвой больших грабежей.
Гасконцы помочь собиралися силой военной,
Но близ Пуатье застревали уже.

Я вижу как рушатся царские троны,
Когда их сметает людской ураган,
Республику сделает хуже короны
И белых и красных жестокий обман.

Огонь лучезарный на море прольется,
Из плещущих рыб закипает уха,
Часть жителей больше домой не вернется,
Когда весь родос стал похож на сухарь.

Шатает дно Азии землетрясеньем,
Люб Марсу с Меркурием блеск серебра.
В Коринфе, в Эфесе заметны волненья,
И засуха Югу не хочет добра.

Гасконцы готовят мечи для отпора,
Льют бронзу людскую Аррас и Буржес.
Испанская кровь брызнет в Рону с позором,
И Горный Сагунтис не виден с небес.

У герцогства будет законный наследник,
Тосканские воды он видит вдали,
Ветвь Франции - на флорентийских коленях,
Морские туманы ее принесли.

Созвездия будут в тоске и смятенье,
И Рона уйдет от своих берегов.
станет иным, лишь язык неизменен.
И засуха жаждет солдатских шагов.

Флот Франции можно поздравить с победой!
Побиты тунисцы и Селл и Фоценс.
Кто золото в бочке в ядро переделал?
Тулонский хитрец изобрел тот процесс.

Резвирс с Вигиланом - в раздорах и тяжбе,
Кто ближе всех к младшему сыну Нанси?
Теперь в Вигилане завистлив был каждый,
Лион в этих склоках не видел красы.

Ведь из ничего вспыхнут бури в Равенне,
Бунт сильных пятнадцати душит Форнез,
А в Риме пожары и кровь благоденствия сменят,
Ведь два двухголовых уродца окрест.

И после пяти вождь отряд не покинул.
Назад к Пенелону, вчерашний беглец!
Пусть слух о подмоге врага опрокинет,
И будет осаде положен конец.

Весь Кипр под угрозой свирепого штурма,
Развалины хлещет слезой, как дождем,
Флот турок и мавров и дерзок и буен,
Но скалы не мирятся с грозным вождем.

Cуровый правитель появится в мире
И в тине погрязнет ладья рыбака.
Ведь войн не унять самым ласковым лирам,
И быть деспотизму в грядущих веках

Становится кладбищем все побережье.
Повсюду разруха, и жителей нет в городах,
Ведь варвар в Монако, в Сицилии грабит и режет,
От лодок рыбачьих остался лишь прах.

Оракул далек от иллюзий и страха,
Погоня за златом не знает границ,
Созвездья грозят нам руинами, засухой, прахом,
И колокол слова так скорбно звенит.

Принц немощный был возмущен и рассержен:
Петух с Либикией разграбят страну,
Рои парусов устрашат побережье,
Но им итальянцы свой брег не сдадут.

Великий бульдог, покидая свой город,
Был зол на невиданный дикий союз,
Он шел на охоту с разгневанным взором.
Медведь! Перед волком держись и не трусь.

Метели, дожди, мятежи на арктическом поле,
люди становятся хуже зверей,
В тюрьму превращается прежняя воля,
Анафеме предан закон «не убей».

Да, в Доле в осаде был герцог Лангезский,
В компании с ним и Отон и Лион,
Женева и Аугсбург прут с Мирандолою дерзкой
Чрез горы, и это Анконе урон.

Петух будет, знаю, оставлен в Монако,
И это французский поймет кардинал,
Орел слишком слаб для решительной драки,
Петух же и силу и крепость забрал.

Могущество двум дано выборной властью,
Изгнанник отброшен в позорную тень.
Разграблен весь дом и повсюду несчастья,
И в нови колышется пасмурный день.

Пропал без вестей грозовой полководец,
Но слава его не была сожжена,
Семь лет о нем слухи ходили в народе,
Вернувшимся армия не спасена.

Разрушена молнией башня Эгеза.
Два тела не дружат с единой главой.
Здесь надвое поле разделят бездушье и дерзость,
На злого четыре поднимутся в бой.

Уходят они без тяжелых сражений,
Страну обоюдное горе гнетет,
Кому же Нарбони с Каркассоном поверят?
Когда же смиренье в два сердца войдет?

Гонец был подхвачен железною рыбой,
Способной нырять до Романской земли.
Война управляет сиреневой зыбью
И к смерти большие ведет корабли.

Быть бедствию между апрелем и мартом,
Затмению солнца и рыжей луны.
Двум слабым и щедрому голод смешает все карты.
Земля слышит звук милосердной струны.

В церквах славят мир под Божественным словом,
Испания с Францией дружно живут,
Но крест истекает солдатскою кровью,
Сердца новых битв с замиранием ждут.

Он схвачен за чтеньем фальшивой поэмы,
И падшая девка лишит его сил.
Деревни и город душил этот демон,
И черною тенью свободу накрыл.

Большой человек умирает под Римом,
И новая вспыхнет близ Рака звезда,
Сиенна и Суза то знаменье примут,
И Север слетит с ледяного гнезда.

Раз третьего нет - не наполнены чарки,
Вино из бутылки прольется на стол,
Тот, в черном, спускается с Пармы нежаркой!
Зачем он в Перуджу и Пизу пошел?

В Бретеле сияют все лампы и свечи
И блеск бриллиантовый всюду струят,
Был гроб короля торжествующей горечью встречен;
Преемники Франции славу хранят.

Из третьих рядов он продвинется в первый,
Опорой ему станет сброд, а не знать.
Тиран оккупирует Пизу и Люкку, наверно,
Громила с низов мог людей усмирять.

Альби и Картрез во едином союзе,
И к ним лиссабонцы охотно примкнут.
Каркассон с Тулузой согласье сочтут за обузу,
Раз там лоургезца великого ждут.

Свой кров и свой град проклинают потомки,
Раз власть попирает нещадно закон.
Срывается с мест горожанин, ругаяся громко,
В бродягу теперь превращается он.

За что будет выклеван глаз у Ровенны
И вырастут крылья у яростных ног?
Пусть двое возводят Туринские стены:
Свобода для Галлии выше тревог.

Они разбивают ворота двух градов,
Насилия, голод, разбои, чума,
Живые здесь мертвыми сделаться рады,
Молитесь, чтоб Бог вам спасение дал!

Расколоты молнией старые храмы,
Страдалец - народ устремился туда.
Ослы, кони, люди и древняя память
Защиты от голода ищут всегда.

Эпоха наденет нам новое платье:
Стал век революции веком машин!
В тени эшафота все люди есть братья,
Обман на процессах нас будет страшить.

Итак, над главой его длань кардинала,
Который молился, чтоб мир наступил,
Но буря в глазах полководца взыграла:
Он скипетр левой рукою схватил.

Норвегия с Данией льнут к англичанам,
Надеясь на братский военный союз,
Леса не залечат солдатские раны,
Героя же Рима в лесах разобьют.

Неаполь, Палермо, Сицилия! Вам угрожает безлюдье,
Вас варвар схватил обнаглевшей рукой,
В Сардинии, в Корсике нет правосудья,
Повсюду война, грабежи и разбой.

Лион содрогнется от яростных взрывов
И Мальта от скорби поникнет главой,
Сардон Маурис обманул некрасиво.
Петух! Встреть измену и дикий разбой.

Полки англичан наводняют Кайену,
И здесь аквитанцы присвоили власть.
Ну как, Лангедок, хороши перемены?
Вот барбоокситанцев намерены звать.

Кордону с Низмесом грозит наводненье,
Зато Декальон от волны оживет,
Гробницы и статуи пред возрожденьем,
И сильный пожар от воды пропадет.

Отчаянный герцог сражается с принцем,
Две наших династии бьются за трон,
Ведь в каждой провинции кровь будет литься,
Свет меркнет под натиском черных времен.

Вознесся глава фанатической секты,
Чьи волосы огненным вспыхнут костром,
Четырнадцать мудрому верят проекту,
Крестом, как мечом, сокрушая добро.

Ждет голод людей, привезенных на остров,
Их мутит и рвет от древесной коры,
Но сходят дурные приметы с погоста,
Раз новый король лучший путь всем открыл.

Садится звезда на копье боевое,
Грай воронов слился со звоном мечей,
К стене бунтари понеслися волною,
И плачем погашен свет новых лучей.

Да, трон недоступен стал юному принцу:
Проказой изъедено тело его.
Мать чахнет от горя, совсем не боясь заразиться,
И властвовать будет здоровый, другой.

Гордитесь, Октавий, Антоний, Лапидус:
Ваш прах потревожен чрез множество лет,
Металл или мрамор сокровища выдаст,
Направив в грядущее мертвенный свет.

Не ценятся больше науки и знанья,
Их топчет духовно убогий король,
В изгнанье, без средств, знатоки мирозданья,
Ученым доверили жалкую роль.

На светлом коне порывается всадник
Сорвать полумесяц с высоких небес.
Волк в шкуре овечьей овец истребляет без брани,
И красная бездна опасна нам здесь.

Версаль и Милан держат факелы мира,
К Тицину целебный огонь принесет,
Вся Сена ликует на дружеском Пире,
И демон Флоренции битв не зажжет.

Злой дух обитает в старинной гробнице.
Открывший - захлопни ж, захлопни скорей!
Но поздно, и бедствию дали разлиться,
И лучших оно не щадит королей.

Нанси захлестнуло великой волною,
Двумя кровожадными занят был Мец.
В Британии соль и вино размывались волною,
Возьмет ль Эпатьян всепобедный венец?

Поверь, что раздоры начнутся в Марселе,
Бьет дикое пламя из новых идей.
Над миром мятежные гимны летели,
И все человечество гибнет везде.

Быть часто во мгле и свободе и солнцу.
Попал Гелиополис в тягостный плен.
Он данью и злом будет дико раскромсан.
И высосет Адрия кровь его вен.

Нет святости больше в соборах и храмах,
И попраны будут заветы Христа,
И с грудою старого, ржавого хлама
Смешается правды былой чистота.

Уэльс звал соседей к большому союзу,
Чтоб вместе Испанию силы лишить,
Французская Лига да будет ей грузом,
Который мешает свободу душить.

Град был опрокинут внезапной атакой,
Противник успел часовых перебить,
Разбиты врата Сент-Квентина во мраке...
Когда же убитых начнут хоронить?

Шары будут сеять и гибель и ужас,
В снарядах скрываются смерть и огонь,
Раз город ночной флот чужих обнаружит,
Из зданий горящих спасайтесь бегом!

Страна, как и Церковь, во власти скандалов,
Высокие цены стоят на счетах,
Золотой и серебряный лик на медалях - в печали,
И кровь застывает на острых ножах.

Пьянят фезуланцев вино и раздоры,
Их праздник взорвет тишину и любовь,
И падают возле божественной Флоры
Цветы на недавно пролитую кровь.

Лютерн вместе с гроздьями ферм у Шиваза
Составят единый оплот для орла,
Они против выборов выступят сразу,
В Турине невеста бесчестье снесла.

Никто не уйдет от возмездия свыше,
Сам Бог покарает волчат и волков.
Отца принц убил, и потомки об этом услышат,
Цени ж Тайнописцев минувших веков!

Он лоб разбивает в решительных схватках,
Рожденный большим сенегальским орлом,
Смерть трех за неделю - сигнал к еще большим нападкам,
Мирнами же саблей взмахнул как крылом.

Трубины, мятеж и война жизнь изранят,
Иллюзии скроют великий обман,
Зов труб у Шато смешан с грубою бранью,
И сходит на землю преступная тьма.

Ну как, Ромулоиды, тяжко на свете?
На вас африканская буря идет,
И львиным прыжком наказующий ветер
Мальтийские земли за глотку возьмет.

Страна девять лет наслаждалася миром,
Но жаждущий крови убрал короля,
Народ погибает от гневного пира,
И новой свободы не видит земля.

Чужие хотят завладеть океаном,
Поддержат Бордо и Рашель и Руан.
Британцы, бретонцы, бельгийцы наносят им раны,
Их флот у враждебных им градов и стран.

Так! Лук и в толпе отыскал воеводу,
Стрела между ребер коварно впилась,
Льет слезы Женева, почуяв невзгоду,
Лозанна с ней подло и зло обошлась.

Пленили вождя под высокою аркой,
Хоть друг и хотел его предостречь.
Кто будет рожден бородатою женщиной гадкой?
Казнь герцога люди бессильны пресечь.

Изменят окраску святыни и храмы,
И белое с черным смешает нам черт,
Багрец с желтизной осыпаются с камня,
Кровь, смерть, грабежи новизна призовет.

Была одинока в отъезд капитана,
И вице-король ей признался в любви,
Год новый, даруя глубокую рану,
Надеждам на счастье обоим грозит.

Петух и Орел будут в битвах едины.
Противники: Венгры, Палермо, Левант,
Колючие проволоки, верь, сокрушимы,
Над Римом взовьется союзный штандарт

Мистический свет виден в храме Весталок,
Останки колонн, точно мачты затопших судов.
Тень девочки с лампой в руках пробежала.
Низмесцы! Разлив сокрушает ваш кров.

О пасмурных днях весть идет с Кастильона,
Неведомой девкою принц был рожден,
И вот уж на рвань водружают корону,
Земля не видала столь худших времен.

Забьются сердца, и Лангдок содрогнется,
На каждый удар - тысчекратный ответ.
Пусть страх по земле далеко разольется:
В Гаронне, в Жиронде волнения нет.

Сержанты в строю возле клети железной,
Где мучатся семеро царских детей,
Под ними разверзлись все адские бездны.
Старик и ребенок во власти смертей.

Мне горько сказать, что жестокие эры
Опять завладеют мятежной землей,
И рабская будет царить атмосфера
Под маской любви и свободы большой.

Грабеж и разбои кровавою бурей
Семь раз по всему побережью пройдут.
Монако живет под невольничей хмурью,
Вождь самоубийством закончил маршрут.

Страдать без вины горько юному принцу,
Он жертва интриги и яростных ссор,
Вождь гибнет, восстание может продлиться,
Раз троны сжигает мятежный костер.

Близ погреба бились и падали люди,
И тех и других мучат раны и кровь...
Вождь гибнет, но все же его не забудут:
Четверка дорвалась до вражьих рядов.

Старейший сражен неожиданной смертью,
И два своих братьев хотят умертвить.
В убийство во сне заговорщиков верьте!
Три ветви осталось из прежних семи.

Принц силы свои собирал у Ла Манша,
Бретонцы, нормандцы усилят пехоту и флот,
Он бьет Барселону в стремительном марше,
Возмездье на мыс и на остров идет.

Он рвет на куски это странное войско,
Во взрыв претворенный небесный огонь,
Был запах с Лозанны удушливым, стойким,
И людям неведом источник его.

Монах и монашка у трупа ребенка,
Чье тельце стекольщик случайно нашел...
К военному лагерю с Фойкса проложены тропки,
Готовься, Тулуза, принять эту боль.

Насилья, убийства и гнусные страсти -
Враги совершенной и чистой любви,
Эпохи отцов, как и дедов, не ведали злейших несчастий,
И тонут мечи и кинжалы в крови.

Итак, реформатора ждите в Айове,
А в Лемоне дальняя плещет волна,
Обычаи предков сменяются новью,
Оковы иль счастье теряет страна?

С Сицилией вместе в единой орбите,
Неаполь крепит королевство Леон.
К союзу пожары и меч подключите:
Мозг Рима потерпит ушерб и урон.

Пусть знатные знают, что старший в их роде
Достигнет величья и к власти придет.
Но мощь эта страх поселяет в народе:
Потомкам предъявят мучительный счет. (1)

Над городом будут воздушные битвы,
И в центре деревья срывает с корней.
В Венеции ждут короля для молитвы,
Нужны ли гондолы для царства теней?

У них вместо почвы парчевая скатерть.
Двенадцать, все в красном, сидят у стола.
Знай, грязью и кровью покроется паперть;
Преступны творимые ими дела!

Луч солнца окрасит спокойное море,
Но Африка ждет грозовых кораблей.
Сатурн с королевством не хочет быть в ссоре,
Ждет порт азиатский иных якорей.

Империя создана армией дерзкой,
Солдат-император возьмет Ватикан,
Испания с Англией будут с ним резки
На Францию будет направлен таран.

В отчаянии мать молодого инфанта,
Изранен в боях непокорный сынок,
Печаль подступила к нарядам и бантам:
Пять сотен убитых в недлительный срок!

Толпа заметалась вблизи от Винценза:
Ведь весь базилик был охвачен огнем.
Венеция! Знай, что борьба бесполезна-
Большой валенсиец изведает гнет.

На смерть осужден был совсем невиновный,
И зрелище казни пьянило людей.
Потом здесь чума разжигала жаровни,
И судьи бежали отсюда скорей.

Опасности ждите теперь под Йончером,
Постум с его армией их избегал,
Обоз пересек пиренейскую сферу,
И герцог в Тендэ с Перпиньяна бежал.

Из кратера вырвется адское пламя.
Пусть реки с ручьями зальют это зло?
Я Франции правду столетий оставлю на память,
Раз смерть рушит замки и храмы крылом.

Он лестно дорвется до власти порочной,
Позер и скотина, воспрявший с низов.
Он звезды сорвет политической ночью.
Вероною правит хвастливая кровь.

Суд правый воскрес из античных фантазий,
Фанатиков злобных накажет монарх,
Сокровища в храмах их больше не дразнят,
Спокойный народ забывает про страх.

Затоптаны земли у озера Леман,
И сильно разлились По, Тибр, Хебрус,
Плоты и погибших считал водяной ли демон?
Двух взятых правителей встретила грусть.

Весь лагерь сперва разнесли по приказу,
Погнались потом за бежавшим врагом,
Недолго удержится взявший нас сразу:
Французу не быть под чужим сапогом!

Да, заговор помнят женевские волны.
Предавшую город из мести убьют,
Но всеми, кто с ней, будет Аугсбург полон,
И рейнские звери на приступ идут.

Он власть захватил, как поборник свободы,
Народ обольщенный его поддержал,
Но рухнули им возведенные своды,
И в прах превратился былой идеал.

Война эта кончена младшим из братьев,
Пришлось ему дважды прощения просить.
Сказал он: «Кагор и Массан не могу отобрать я,
И земли в Ру ссеке пришлось сократить».

Двоих увидали вблизи Буффалора,
Высокий и сильный стремился в Милан,
А Фойский аббат мужиком переряжен был скоро,
И Сент Маурисцам известен обман.

Кому серебро этих статуй вернули?
Диана с Меркурием видят озерное дно,
Рыбешки над старым сосудом блеснули,
И золото в нем никому не сдано.

На этот раз выбор серьезно расстроен,
И Папу внезапно сменили другим,
Смерть слаще позора: смещенный спокоен,
И небо Христово склонилось над ним.

Не зря поспешили изгнанники клясться
Властителя силой с поста устранить,
Пусть в шахтах секреты врагов сохраняться,
И заговор старец сумеет разбить.

Пред смертью мы слушаем голос оттуда.
Пусть тело покинуто солнцем души.
День смерти духовным становится чудом,
И днем возрождения стать порешит.

В темнице один пожирает другого.
Бьет молния в город, дворцы на куски разорвав,
Суда под водою грозят осьминогам,
В ковчеге златой и серебряный сплав.

Правитель уйдет из своей же фаланги,
И все поразятся, услышав приказ,
Мятеж поднимается с левого фланга
И снова утраты обрушит на нас.

Ветвь варваров вырастет в сердце Европы,
Власть будет у диких и страшных людей.
От скал Гибралтара до Венгрии волчьи проложены тропы,
И Бельгии с Францией время седеть.

Король-полководец проигрывал битву
(В живых - только сброд, что удрал от атак).
Ту славу, что заживо в бронзу отлита,
Свергает к свободе стремящийся враг.

Священник-правитель приморского града
Жизнь строил свободной четырнадцать лет.
Сменившему вольностей прежних не надо,
И он еще много наделает бед.

Хмельнее вина страстность женщин влюбленных
И Беллерофонтом погублен Прейтус,
Просторы небес для крылатого флота пригодны,
И к смерти строителя с жертвой ведут.

Бежали они из темницы салонской,
Свирепый болоньец, моденские два,
Костер с Буранкоза открыл их тряпье и обноски,
И ночью всех видно у скользкого рва.

Солдаты смешались с пасущимся стадом,
Их выдал оружия скрежет и лязг.
Харбиполис, видно, не свалишь ударом,
Град вольности шум этот слышал не зря.

Славянский народ под ненастливым знаком,
Их тюрьмы и песни царям их не в прок,
На смену придет, как священный оракул,
Схоласт и догматик и ложный пророк.

Со свитою в порт будут ждать королеву. (2)
Отмстят ли за тех, кому выколот глаз?
Борьба направляется властью и гневом,
И берег был в брызгах от волн, как в слезах.

О, Франция! Где твоя прежняя слава?
Слабеют потомки великих отцов.
Честь, труд и богатство нам дети отравят,
Но верьте в того, кто спасет им лицо!

Внезапно скончается крупный правитель,
Весь мир поразивший размахом реформ,
Но будет преступным его заменитель,
Неистовый враг всех традиций и норм.

Да, битва близ Мальты - беда для испанцев,
Герой африканский их флот разобьет.
Живым взятый в плен принц с трудом им сдавался,
И скипетр Рима Петух заберет.

Готовьтесь к расчету у вас в Нюренберге:
За всех отомстит похороненный принц!
Испанский престол Козерог не отвергнет,
И духи убитых остались без лиц.

Вся их топография станет фальшивой,
Соль нового мира есть пепел погибших культур,
Хоть вера и истина загнаны и сиротливы:
Но тьма станет светом и ржавчина - золотом бурь.

Нас ждет золотой и серебряный кризис,
Никто не поверит нам больше в кредит,
Надменность продаст драгоценные ризы
И женскую честь не спасти от обид.

Готов для преступников чан над Равенной,
Чан с медом, с оливковым маслом, с вином.
Живьем в нем кипеть будет всякий повинный:
Семерка предстанет в Бордо пред судом.

Его обличали в сомнительном доме:
Был пьян и в компании многих блудниц,
Ну как, Арнэ Вокль, не везет в Барселоне?
Отваге нельзя выходить из границ.

Марс угрожает военною силой,
Сквозь семьдесят битв предстоит нам пройти,
Должно быть и церковь сорвется в могилу,
От зла ни кого не удастся спасти.

В Турин, в Пизу, в Асти нет доступа людям.
Правитель убит и в руинах земля.
Кастор и Поллукс безрассудных осудят,
С воздушного судна за морем и сушей следя. (3)

Я знаю, как встретит военную славу
Неистовый регент на белом коне,
Но только не он будет Францией править,
А души погибших в мятежной войне.

Таких не погубишь голодным измором,
Глупец, кто хотел затопить их в воде,
Страной отвоевана суша у моря,
Пшеница и масло красуются здесь.

И римского Папу пленили на море,
Заставив страдать обезглавленный клир,
Преемник посеет скандал и раздоры,
И смерть его друга обрадует мир.

Норманнами Франции и Пикардии
Корона срывается с принца Ките,
Из храма в лесах черным дымом кадило,
В Ломбардии пламя гудит на кресте.

Так! Город в низине семь лет был в осаде,
Но снял ее храбрый великий король,
А жителям скоро порядок наладят,
Чтоб все позабыли про старую боль.

Великая женщина Север разбудит
И блеск всей Европы к себе приведет,
При ней два затмения мир не забудет,
И Польша к великому горю придет.

Парпан не сумеет помочь кардиналу.
Куда же, куда непокорным бежать?
Три мирных и немощных пять устояли,
Бургонский лрелат может их поддержать.

Да, дряхлого герцога мучила жажда,
И сын утопил его в кадке с водой,
В сенате на это разгневался каждый,
Преступник поплатится сам головой.

Чума и война, человечество вздыбив,
Столетья ведут к моровому концу,
И выплеснет пруд пресноводную рыбу,
Чтоб звезды летели навстречу стрельцу.

В тиранах узрят повелителей молний,
И падает с неба жестокий огонь.
Английская армия деспотов гонит,
Швейцарцы не будут под сильной грозой.

Зов сердца сильнее удачи и власти,
Принц Англии в двух поединках бывал.
Один для него обернулся несчастьем,
Любимый сын матери сам горевал.

Быть вольному городу в рабстве и горе!
Мечтатель чужбинных поймет беглецов.
Пусть царь с ремеслом не желает быть в ссоре,
Так трудно потомкам забыть про отцов!

Не будут в цене сабианские слезы,
Раз плоть наша к смерти идет через боль,
Корсарский корабль нес Фаросу угрозы,
Родосский фантом входит в грозную роль.

Костры пожирают ценнейшие книги,
Туз в буром в мундире средь черных знамен,
И мысль и свет жернова сотрут мигом,
Но сыщутся зерна для лучших времен.

Построив надежную сеть укреплений,
Смогла королева сквитаться с врагом,
Отряды трех львов ждет позор пораженья,
И много жестокостей будет кругом.

Сюда наводненье нахлынет внезапно,
И волны покроют античный Олимп,
Никто не спасется от гибели страстной,
И к илу корабль Язона прилип.

Блеск молний одобрят лихие созвездья,
Тот блеск омрачит центр Майенских лесов.
Кровь с листьев стекает на зверя из бездны,
Великие люди похожи на псов.

Французский король управлял справедливо,
Без крови, без казни, без блеска мечей,
Завистник и льстец ополчились на диво,
Разбойникам повар дал связку ключей.

Лет сорок быть радуге с новым потопом,
Огромною аркой блеснув над водой,
И сорок лет засуха пыль будет сыпать на тропы
И сеять пустыни под гиблой звездой.

Грустит Богоматерь вблизи от вулкана,
И Этну увидел белеющий храм.
Здесь все виноградники в горе и ранах,
Все губит разливом рек северных стран.

Ночь любит костер на хребте Авентайна.
Фламандцам досаден клубящийся дым.
Монарх изгоняет племянника тайно,
Но церковь не хочет об этом забыть.

Салон, Бин и Нус омрачат перемены,
А герцог налоги жестоко взвинтил,
Хвост рыбы железной был в злости и пене,
И дверь внутрь рыбы купец смастерил.

Его заговорщики предали смерти,
Погиб однорукий и храбрый король.
Так ночь у Андронны вы зверством измерьте,
А Кипр и войско почувствуют боль.

Врачами потомки царя Моисея
Могли королей от болезней спасать,
Не вечно ж в грядущих столетьях евреям
Земную Голгофу Христа повторять!

Был принц образован, отзывчив и мягок,
И ожило все королевство при нем,
Преемник не жаловал прежний порядок,
Решив утвердить и суровость и гнет.

Врагом окружен будет город у моря,
Где властвуют голод, пожары и кровь.
Три брата - три деспота мир перессорят.
Мешается с пеплом родительский кров.

Страна не сорвется в глубокую бездну.
Решительный Франко друзей созовет.
Пускай неприязнь дипломатов исчезнет:
Испания силой традиций живет.

Ей трудно дышать от мучительной боли,
Бледна была дочь королевы Эргест.
Но слез в Онголезме не слышно уж боле:
На свадьбе с германцем поставлен был крест.

Зачем не едины беспечные галлы?
На Францию новый идет Магомет!
Италия! Море качать корабли не устало!
Марсель! В парусах неприкаянный свет.

Дожди помешали движенью двух армий,
И небо и море - сплошной водопад,
Не могут забыть даже спящие камни
Смерть этих семи, презирающих ад.

Сперва заструятся молочные ливни,
Потом вспышки молний весь Реймс огрустят.
Кровавые схватки отцов и детей мне противны,
Король короля будет видеть не рад.

Наука и мысль нам дарованы Богом,
Но будут объявлены тяжким грехом,
Фанатик и деспот духовно убоги,
Раз гении заживо вспыхнут костром.

Тираны так часто трагически гибнут,
Напрасно создав гекатомбы из жертв,
Былые законы все с радостью примут,
И принца седьмого ждет верная смерть.

Да! Женщина дышит огнями пожара,
А пламя опять неповинных пожрет.
Чудовищный бык был в Севилье в угаре,
Он армию к штурму и бою зовет.

Террор и пожар помогали осаде,
И кровью семи был забрызган топор,
Стремившейся к миру - темница в награду,
У всех миротворцев был траурный взор.

Традиции губят и затхлость и плесень,
Раз падает древо - спасайте плоды.
Три лилии Франции вянут от бедствий,
Чего же нам ждать от новейшей звезды?

Что ж! Новый король любит кровопролитье,
И умер для Франции век золотой.
Вы третьего сына Нероном Креста назовите,
И он воссоздаст Форнерон дорогой.

Лоррена даст место Вендомскому дому.
Законность померкнет - в жизнь хамы войдут.
Сынами Хамана весь мир был ведомый.
Два сильных и места для встреч не найдут.

Всё небо в огне из-за змиев бездушных.
Прольется испанцем троянская кровь,
И вождь побежденных, врагам непослушный,
В болотной глуши стал разыскивать кров.

Пришельцам фортов для защиты не нужно,
Свободна от жителей эта земля.
Дороги, поля, города вырастают здесь дружно,
Но войны грядущему беды сулят.

В Люкке умирает и принц и правитель,
Так ждите, что будет иной магистрат.
Молочных, но с кровью, дождей берегитесь!
Люкка! Бойся голода, войн и утрат.

Руан под осадой Италии будет,
От гула дрожат и земля и вода,
Грабителей с Кента и Льежа не судят,
Рыбак с побережья вторженцам не рад.

Когда золотой был с подмешанной медью,
Монетный скандал вызвал эту войну.
Отведают варварской крови созвездья,
Утрата вождя обезрадит страну.

Фальшивый союз продержался недолго.
Одни изменились, другие - под знаком реформ,
И в Риме младой леопард не оболган,
Народ с кораблей ищет праведных норм.

Нисенский форт больше не будет сражаться,
Блеск золота вызвал надежды на мир,
Противники будут теперь торговаться,
Жди бед, горожанин, и в оба смотри.

В борьбе на верхах много злобы и споров,
Кого ж вознесет новый переворот?
Разрушены семьи жестоким террором,
Раз красного красный возьмет в оборот.

О славе империи знают фламандцы,
Дофин сделал лилии частью Нанси.
Уйдя с лучших мест, трудно с болью расстаться,
Под гнетом препятствий сам Монморанси.

Ее из простых возведут в королевы,
Ей в храме и знатный дорогу дает.
Пусть грубо ее родословное древо,
Но гордость былую покорность взорвет.

Во Франции ставят чужие палатки,
И грохот орудий раздался уже.
Тур, Нант и Блуа на позиции шаткой,
Шатаются Реймс, Орлеан и Ажан.

Жестокое рабство ждет многие страны,
И взгляд василиска страшит короля.
Пусть братьям и сестрам напомнит о ранах
Покрытая кровью и горем земля.

Бьет Восток королевство Гренаду.
Не струится, а кровью исходит Бетиз.
Магометовым людям воспрять духом надо.
Ну, предатель с Кордовы, хватай же свой приз!

Так вышло, что очень недолго гордился
Покоем и миром благой Флэр де Лиз,
Надежды за плот не могли ухватиться,
И трупы на вязкое дно улеглись.

Да, Альпы узрят восхождение зверя,
Чья кожа казалась солдатским сукном,
Тосканцам внезапность внушает доверье,
И чудо в соседний вернет его дом.

В кулак сжаты силы в арктическом поле,
Тревогой и страхом охвачен Восток,
Недавний избранник в боях будет сломлен,
Кровь варваров бьет в византийский песок.

Чрез Альпы и море в апреле и в мае
Посланцы Тосканьи держали свой путь,
Клевещет на Францию тот, кто не знает,
В чем сила ее и глубинная суть.

Церковные выборы станут подлогом,
Глядите: часовни по горло в крови.
В почете - создатель фальшивого слога,
Он подкупом к власти придти норовит.

Он ночью идет сквозь леса возле Рейна,
А камень белеет в Волторте-Херне,
Весь в сером монах вызвал бурю в Варенах,
Где вольные люди и храмы в огне.

Настанет эпоха всеобщего братства,
Век неучей, век палачей и воров.
Как смог обесславленный Рим опускаться,
Продав за бесценок сокровища, храмы, добро?

Не бойтесь пока что загадочной глины,
Насквозь пропитавшей сырую скалу,
Оттуда, из бездны, и вырвут актиний,
Как зверя, врученного новому злу.

Посол с неизвестным столкнулся просторах.
Кораблик настигнут большие суда
И к черному мосту притянут с позором,
Канаты и цепь отражает вода.

Была в Адриатике найдена рыба.
Ее голова, как у многих людей.
У всех корабельщиков волосы дыбом,
И нет петуха на просторах морей.

Предвижу во всем перемены крутые,
Деревня и град вместо воли - в цепях.
В изгнанье ценивший иные святыни,
Народы и страны низринуты в страх.

Латинский монарх умер собственной смертью,
Преемник пожарами был освящен.
Грабители! Подлому счастью не верьте!
Палач вам предъявит солиднейший счет.

Убит он на плитах большого собора,
Так Лондон племянника не сохранил.
Здесь лодка схизматиков с горем не в ссоре,
Так кто же свободу обманом залил?

В Италии будет тиран опозорен.
Не верьте и тем, кто прогонит его,
Торги на мосту Саргуэзском им станут опорой
Для сделок кровавых с хитрейшим врагом.

Черны паруса под мостом порта Агда,
Чума проплывает на трех кораблях,
Здесь тысячи жертвы бубонного ада,
Мост рухнул, и всюду безумствует страх.

С собора Блуа виден мост чрез Луару,
Король и прелат встретят зло на мосту.
У Лонских болот воевали недаром,
Раз все духовенство отсюда сметут.

Король вместе с сыном потворствовал бедным:
Свои же сокровища им раздавал.
Их зверски убьют. Знать кричит о победе,
Она постояла за свой идеал.

Разруха и смерть оседлают науку.
Вся жизнь потеряет и ценность и смысл,
А Лангр и Оттон ждут и стужа и муки,
От войн и Шелон не поднимется ввысь.

Солдаты не видят затопленный остров.
Земные деревья в воде не живут.
Клокочет волна исполинского роста,
И Ангелы смерти хоралы поют.

Шесть дней этот город выдерживал штурмы.
Война беспощадна с обеих сторон.
Здесь три заключенных, усталых и хмурых,
Бросают мечи и сдаются в полон.

Пресечь собираясь гражданскую битву,
Монарх сбросил с плеч свой оборванный плащ,
Был жалок сменивший мечи на молитву,
Смещен мятежами был раб неудач.

Вождь молится духам старинного Рима,
Потом чужестранные дрогнут полки,
Когда эскадроны в засаде, то ждать нестерпимо,
Свой красный за красных сражаться привык.

Финансовый кризис полюбит Антихрист.
Восставший народ прогонял короля.
Париж еще не был так дик и неистов,
И зыбкому миру не рада земля.

Порвали с друзьями все месопотамцы,
Теперь таррагонцы припомнят им злость,
Забыты банкеты, турниры и танцы,
Бордо гложет старую распрю, как кость.

Корсан и Нарбонн шлют посланье Тучану,
Куль с солью надежно посланье хранит,
Поможет ли Римский эдикт Перпиньяну,
Что, Вольрап, окончена серая жизнь?

Придворным здесь надобен вкрадчивый шопот:
Король был в соборе вблизи от дворца,
А Альба с Мантором, ступив на садовые тропы,
Кинжалом и словом пронзают сердца.

Король островов отрешен был от власти.
Теперь будет править другой, некороль.
Террор помогает решительной касте,
Реформы куются из гнева и воль.

Кабан с леопардом в неистовых схватках
На Марсовом поле встречают восход,
Орлиные крылья близ солнца так ярки,
Орла леопард, как спасителя, ждет.

Но как умудрились разумные птицы
Орлиный дворец на крыле перенесть?
Пусть враг за рекой не устанет дивиться -
Военные хитрости трудно учесть.

Зайдет ли Француз в Лигурийское море?
Увидит ли пальмы его островов?
Народ Магомета ждут голод и горе:
Араб гложет кости коней и ослов.

Во флоте появится страшная сила:
В гремучую смесь входят сера, смола...
Селинцев огнем и удушьем косило,
И враг станет жертвою грозного зла.

Большой человек в темной Африке будет
Испытывать ужас, мученья, террор,
Два спорщика распри свои позабудут,
Пока примиренье не вспыхнет в костер.

Созвездия Скипетра с Марсом суровым!
И Рак благосклонен к злочастной войне,
Пусть смелый король скажет мирное слово
Под знаком участливых звезд и планет.

Собрал демагог хитроумную шайку,
Чтоб скипетр выманить у короля.
Ягненок обманут коварною лайкой,
И грабить дворец бунтарям повелят.

От писем таких покраснеет шкатулка,
Самой королеве любовник писал,
Сыск рыщет теперь по любым закоулкам.
Но кто он? Об этом никто не узнал.

Недаром обрушилась кровля у дома.
С продавленным черепом сын короля.
Молитва отцу не приходит на помощь,
И праздничный блеск не полюбит земля.

Расположение дышит протестом,
Антиб и теперь своей армией горд.
В Монако же есть погреба и вино; там всем жалобам место.
Два Фриза те жалобы примут в расчет.

Пусть небо осудит поверженный город.
Орел позабыл уцелевших врагов,
Хотя Мантуя и Кремона нескоро
Забудут про боль от былых батогов.

Над зверем теперь уж не будет опеки.
Голодные звери плывут через Истр.
Решетки тюрьмы новым выбиты веком,
Дух бури немецкой над бездной повис.

Настанут эпохи великих волнений,
Народ и довольство сгорят в мятежах.
Не сбился ль с пути возродивший нас гений?
Я - друг твой, о, Франция! Мне ли тебе угрожать?

Бунтарь раскидает сокровища в храме,
Глаголом Мадонн говорят подлецы,
Святых убивает бесовское пламя,
Но их человечность не сгубят льстецы.

Давно астролог сводит звезды на землю,
И судьбам истории нужен фонарь,
Закон и порядок для солнца приемлем,
Сатурн же полюбит руины и гарь.

Великий рыбак - на поломанном троне,
Руинное время на землю придет.
Предатель во мрак увлекает законность,
Но к свету всех пастырей юный ведет.

Пускай погребенные выйдут из гроба,
У форта выл в цепи закованный мост,
Яд, герцог Лорены, в напитке не пробуй!
Дюпон-отравитель получит расчет.

Уже лейтенант перед черною дверью.
Теперь Перпиньяну низложенным быть,
Спасайся, раз в горную лестницу веришь,
Бастард Лузиньяна обманом разбит.

Их двое, детей королевского дома.
Карета бежит от дворца над скалой,
Поездку сады монастырские помнят,
Где плод недозрелый качался с листвой.

В Италии нашего принца схватили,
Корабль ожидают Марсель, Генуя,
Пожарами чуждые силы гасили,
Мед в бочке спас принца от злого огня.

Мне дорог поборник отверженных знаний,
Вчерашний еретик, сегодня - герой,
Честь пастору, что обновит мирозданье,
Хоть древнее стало седою золой.

Игра в благородный Союз провалилась,
И взят был обманом достойный наш форт,
Луару безвинною кровью залили,
Над Роной с Гаронной занесен топор.

Он будет владеть королевством Наварра.
Неаполь с Сицилией вместе пойдет.
Фойкс сдержит Бигорру и Ландес недаром,
Один слишком сильно к Испании льнет.

Мы звезды откроем оптическим глазом,
Невидимый мир воссияет во мгле,
Нас Бог вдохновит сокровенным указом,
Космический путь приближая к Земле.

Я вижу кресты восстановленных храмов.
Спаситель Востоку почет воздает,
А Персию жгут еще свежие раны -
Почти миллион египтян к ней идет.

Неплох был предтеча на папском престоле,
Но грязный развратник его заменил,
В Равенне и Пизе таким недовольны.
Смещайте: терпеть его нет больше сил!

Война истощит золотые запасы,
Нет денег солдатам за службу платить,
Во Франции медь полумесяцем красят
И кожей хотят серебро заменить.

Возмездье за страсть не сравняешь с любовью,
Отцовской наложницей сын овладел,
Двойной ручеек обагряется кровью,
Колышатся двое безжизненных тел.

Известье летит из Испании птицей,
Крылом задевая куст роз у моста...
Быстрее, чем мысль, эта весть разлетится:
Безирс для погони еще не устал.

Небро открывает проезд на Бризану.
Последняя веха стоит на пути.
Вся ложь в Пелигоксе цветет, а не вянет,
Раз женщина сможет в оркестр войти.

Большой человек погибает от молний.
Паденье другого предчувствует ночь.
Конфликт Реймс и Лондон надолго запомнят.
Тосканье холеру осилить не вмочь.

Пожары и кровь станут знаком эпохи,
И бой проиграет большой человек,
А город израненный смотрит со вздохом
На По и Тезину, на трупы у рек.

Не думайте про короля или принца,
Что он одновременно идол и Бог,
Пусть рок воскрешает гонимых провидцев,
Что трубят в украшенный жемчугом рог.

Никто не узнает, откуда опасность,
Нас жалят рои разъярившихся пчел,
Измена пяти языков не напрасна,
И преданный город к паденью пришел.

Иная династия будет в России,
Страна за свободу свою восстает,
Народ, став от горя единым Мессией,
К расцвету и славе все царство ведет.

Она удлиннялась великим Чайреном,
Одна из пяти крупных рек островов.
Морозы и ужас, термометр мерит.
Укрылись во льнах шесть бродяг-беглецов.

В Мадриде правителю много заботы,
Победу не надо срывать с якорей,
Акулами рвут галеоны и боты
Дощатое мясо семи кораблей.

Взойдут и взрастут позабытые зерна,
А их раскопают средь древних руин,
Колосья златятся над почвою черной,
И благостен дождь Монсерратских равнин.

Уход его глуп: нет серьезной причины.
Неверно, что папа ему угрожал.
Люблю освежающий ветр в Пиомбино
И стены в Вультрее в зеленых плащах.

Преемник, поди, посчитается с зятем,
И новая власть проповедует месть.
Убийства опять вызывают проклятья.
Француз и британец смогли озвереть.

Страшитесь паденья Кайенского дуба,
Зарыто сокровище где-то вблизи,
Но глаз смельчака, что его раздобудет,
С разбега копье боевое сразит.

Доносится с неба глас вещий и трубный,
И будущих бедствий нельзя избежать.
Замки с откровений сбивать очень трудно,
И трудно народам богов постигать.

На эти сокровища не наглядеться,
Но принц Либианы к богатству привык.
Французу не ясно арабское сердце,
Но будет понятен арабский язык.

Античному храму сродни пирамиды,
Руина даст датскому принцу совет:
«Меняйте, как выкуп за храм Артемиды,
Названье богов на названья планет».

Военной грозой дышет Черное море,
Персидской стрелой не задет Трапезунд,
Фарос с Мителеном - в тревоге и горе,
И волны восточную кровь понесут.

Вождь кельтов увидит на улицах Рима
Прибой победивших изгнанье людей.
Пастух же считает, что он проходимец,
Кто был с Петухом, будет с маршем смертей.

Смел рейд кавалерии возле Феррары,
И будет трофеями полон обоз,
А пышный Турин поразграбили с жаром,
И храбрый заложник живет без угроз.

Как феникс из пепла, взлетит его слава,
Хотя император к паденью придет,
Железный корабль, ошибки исправив,
К созвездию арок Оксельских придет.

Достигший высот изменяет дофину.
Мост сломан, и ветер повалит забор.
Но старый Текон в тех делах неповинен
И герцогу стелет в знак дружбы ковер.

Карл Пятый поддержан самим Геркулесом.
Он храм отпирает железной рукой.
Орел под угрозой. Испанец был весел.
Колонья, Аскан позабыли покой.

Пусть башня у Роны трепещет от страха:
С Испании двинулись стаи фусте.
О, Либра и Таурус! Все станет прахом,
Скот, люди, довольство не выживут здесь.

Напрасно его признают за пророка
И будут дивиться заветам его.
Восставший народ чуда ждет раньше срока,
Потомкам своим не добыв ничего.

Красивая женщина станет у власти,
На долгие годы пленив короля,
Народное благо не жертвуют страсти,
И худших времен не видала земля.

Мне нравится звездная статуя Вену с,
Сквозь мрамор классический солнце течет,
Меркурий огонь в ней откроет наверно,
А слух о войне все растет и растет.

Кинжал вогнан в грудь, и лицо побелело,
Нога покалечена, рана в плече,
Те трое клянутся, что драться поспеют,
Большой генуэзец боится мечей.

Надолго ли Церковь осталась вдовою?
Скрипят в замешательстве ветви ее,
Пускай укротитель интриги все сроет
И бритых голов к единению зовет.

Противник далек от конечной удачи,
Хотя окружен им враждебный отряд,
Увел капитан очень многих от сдачи,
Но тридцать с позором на плен свой глядят.

Чрезмерны подделки будут под серебро и золото,
Которые затем будут брошены в огонь.
Когда обнаружится это - истощено и рассеяно долгами все будет,
А соглашения и обязательства - уничтожены.

Встречай Геную и Сицилию пушечным громом!
Летит над Иллирией рой парусов.
Не видишь: с Венеции и Масильона
Противник с венгерцем схватиться готов.

Двумя из них создана музыка гимна.
Стихия вождей на высоты ведет,
Толстяк, изможденный, худой в переменах повинны.
Венеру вся фальшь этой славы гнетет.

Моим современникам трудно поверить
В железных амфибий морей и земли,
Но эти чудовища выйдут на берег,
Крутая волна закипает вдали.

Восток сорван с мест ради власти над светом.
Снега, горы, воды - в лавине людской
Летают по воздуху, точно кометы,
Снаряды, разбившие прежний покой.

Быть дерзостным битвам на море и суше!
Погибнет в боях поколенье отцов,
В открытьях науки погибшие души
Куют для реванша оружье сынов.

Пусть Солнце затмить пожелает Меркурий,
Свой горн водружая на небе втором,
Вулкану Гермес фимиамы воскурит,
Чтоб вспыхнуло солнце златистым огнем.

Мне жаль, что свободы они не вернули.
Их всех оккупирует злобный дикарь.
Раз дьяволы мост над Дунаем взметнули,
Италия злится, почуяв удар.

Укроются в сумрак, кто мыслит свободно,
Нельзя на щиты поднимать лжесвятых.
Марш льежцев Брабант наблюдал беспокойно,
Предатель в осаде притворно притих.

Я знаю, что Альба поднимет восстанье,
Традиции дедов он дерзко взорвет,
Де Гиз победит его воинским званьем,
И в статую сила победы войдет.

Ее сбили с ног наводненье и землетрясенье
Колонну четвертую древних руин...
Сатурн! Погребальная урна нетленна:
В ней золото вместо костей, на прими!

Да! Он Сен-Квентин никому не уступит,
И он же с упорством захватит Каллас,
Дома, корабли у Шарье испугаются крови и трупов,
Так новый порядок встречают у нас.

Храм Павла теперь в грозовой атмосфере,
Искавший спасенья там схвачен как зверь,
Пленившие, видно, в святыни не верят,
В Торбе он в оковах приведен теперь.

Потрепано бурями странное судно,
И видят неведомый порт паруса.
Но ветку от пальмы всем выловить трудно,
И смерть с грабежами клеймят небеса.

Он станет живым воплощеньем террора
И более дерзким, чем сам Ганнибал.
Ничто не сравнится с кровавым позором
Деяний, каких мир еще не встречал.

Дерзкий гений боев и турниров
Тот, который и хитростью брал,
Сдал судьбу шестерым командирам,
Взят в постели среди одеял.

Одиннадцать раз был без солнца наш месяц,
Алхимик секреты не всем раздает,
Искомое золото так мало весит,
Раз жизнь на чаши лишь скорби кладет.

Солдаты Парижа на улицах Рима,
Опять начались грабежи за мостом,
Поля, города и поселки покой не обнимет,
Солдат не разгонишь смиренным крестом.

Милан омрачают напрасные смерти,
И герцогу пишет об этом король,
Евангелью, люди, доверчиво верьте,
Хоть подлость прелатов доставит вам боль.

Зерно из мешка тонет в озере крови,
И в По злость и ярость чернят берега,
Фоссан и Турин Савиллан уже ловят,
А Ницца останется вольной всегда!

Когда созидали театр для зрелищ,
Два клада случайно пришлось раскопать,
Добро или зло землекопы задели?
От том близ Базакля придется узнать.

Пуолская гавань и Сент Николае видны с борта,
Корабль норманнов качал фанатичный залив.
«Алла!» - слышен крик с Византийского порта,
Кадиз и испанцы крестов не сдали.

Окрепнут тюремные арки и своды,
И брызнет на камни кровь новых святых,
Что ж красное с черным не даст себе отдых,
Меняя на зелень цвет лет горевых?

Знак солнца троих награждает победой
Нежданною: льва с петухом да орла.
Вся Франция вытерпит войны и беды,
Монарх Кастильянский войны не узнал.

В Кампанье, в Кастилии засуху знают,
Но только такой не случалось во век:
Трава и листва без дождей пропадают,
И высохли русла у жаждущих рек.

Две армии трижды сшибутся в сраженьи:
В Мединской, в Арабской, в Армянской земле.
Народ Сулеймана стал гибнуть в мученьях,
И берег Аракса о славе скорбел.

Высокие горы ждут новой Софии:
Прекрасен ее проницательный мозг!
Она - вся в огне, укрощая стихии,
Ей больно, что мир до любви недорос.

Всю Аттику держит волна под угрозой,
Разрушенный мост не расправит крыла,
Страна, как живая античная роза,
А прежде классическим мозгом была.

Предателей палкой забили до смерти:
Урок для других, изменивших стране.
Фривольность свою, заключенный, умерьте,
Раз Берич приходит в отчаянный гнев.

Их тысяч с десяток, а может и больше,
К горам с Лангедока с Кайены их надо вести.
Побит был Аквин, Бресс уж больше не ропщет,
На Брундис пора Аллоброгу идти.

Пошел далеко юный принц Пескарийский,
Но плод будет горьким на дереве зла,
Ведь турок младой, подвергаяся риску,
В борьбе его к скорби и гибели звал.

Земля на куски раскололась от взрывов,
Полузатоплены развалины островов Сент Джорджа.
Есть бреши в соборе у края обрыва,
И Пасха идет сквозь жестокость и ложь.

В Германии будут великие сдвиги.
Открыт для Востока огромный простор,
И варвар, задумавший новое иго,
Над миром кровавое знамя простер.

Величье империи все-таки сгинет,
И скипетр положит такая страна,
Земель завоеванных нет и в помине,
Остался без зерен кровавый гранат.

В Далмации - кровь, молоко и туманы!
В Словакии - слезы, стенанья и плач,
Чума и война станут Базельской раной,
И зверь из Равенны страшней, чем палач.

Могилы найдут Аквитанские люди
В сожженных раздольях Тосканских земель,
Марс в угол немецкий заглядывать будет,
И скорбно звенит мантуанская трель.

Звериное славит вождей и народы,
С ним станет сражаться церковный закон,
Столетья пройдут сквозь террор и невзгоды,
Раз был утопизмом закон искажен.

Что ж! Все хорошо под луной и под солнцем,
Руины, как остов гнилых кораблей.
Пусть небо скорее к реформам пробьется,
Седьмую скалу рушит дерзость идей.

Горячая кровь потечет над Алусом,
И между двух рек страшен битвенный шквал.
Борьбу проигравший не может быть трусом:
Одною рукой не удержишь штурвал.

Ушел с Монтреаля рожденный в усадьбе,
Тирана напутствуют герцог и Ярл.
Он армии прямо командует: «Грабьте!»
Фовенс и Флоренцию он обобрал.

Есть ярость и злоба в глазах у Венеры,
Убит твой племянник, французский король!
И девять убийц будут в гневе безмерны,
И трон твой изведает горе и боль.

Порфирий! Сквозь время плывут манускрипты,
Подобно словесным большим кораблям.
Твой череп истлел, но твои паруса не забыты,
И мысль не догнать даже будущим дням.

Империя крепнет в невиданном взлете,
Но сила ее все равно отомрет.
Могущество в злобе своей задохнется,
Держава зверей долгий век не живет.

Шатается мост у огромной равнины.
Лев цезаря сильное войско ведет,
Он лапой весь град норовит опрокинуть,
Но только запоры с ворот не собьет.

Могучий поток был низринут с Вероны,
Близ устья распухшей, мятущейся По,
Корабль затонул, видя берег Гаронны.
Когда ж генуэзцы вернутся в свой дом?

Как чудо, такой переход через Альпы.
Большой полководец обставил врага,
Замолкли вдали орудийные залпы.
Солдат не страшат голубые снега.

Юпитер был ближе к сияющей Венус,
Чем к мертвенно-бледному шару Луны,
Нептун гонит Венус к подводному плену,
Марс ценит знамена внезапной войны.

Рыданья и слезы на улицах Нанта,
Свободы скрываются в долгую тень,
Вождь счел непокорных толпой арестантов,
И горе сочится из каменных стен.

Летящий огонь появляется в небе,
И град осажденный им был устрашен,
Да, жители вынули тягостный жребий,
Ведь бешеный вред был грозой причинен.

Их ненависть с гордостью кверху поднимет,
И двое тиранов союз заключат,
Обман, шпионаж, вероломство идут в ногу с ними,
И буря их флотам устроит парад.

Блеск молнии будет светить его имя,
В Вероне, в Винценте его колыбель,
Его на Венецию месть и карьера поднимут,
Но ждут его гнев и немилость небес.

Он будет сильней европейских монархов,
Его называют французской грозой,
Италия сбита великой нападкой,
И Рим Геркулесовой схвачен рукой.

Жестокая клика под мантией длинной
Скрывает отточенный остро кинжал.
Рабы и вассалы Флоренции дивной
Узнают, как герцог здесь власть удержал.

Парит над окном эта хищная птица,
Предчувствуя в Галлии рокоты битв.
Боль слабых, поверь, в торжество превратиться,
И добрые знаки растут из молитв.

Безумная злость осветит поединок,
И шпаги всех братьев сверкнут у стола.
Готовности к сговору нет и в помине,
Вся Франция адской дуэлью больна. ( )

Не полдень ли время явления зверя?
Затмение солнца пророк предсказал.
А ранее в голод никто не поверил,
Надежных запасов никто не создал.

Стал пленным и в цепи златые закован
Большой человек из далекой страны,
Правителю Генриху был он дарован,
Милан под ярмом безуспешной войны.

Кто - джин или демон - бушует в бочонках?
Чей взрыв разметал облака парусов?
Блуа, видя флота британского гонки,
Мир купит за соль и вино с погребов.

Здесь солнце обрушится в пламя пожаров,
Послания скрыты в свече восковой,
Леса, города расплавляются жаром,
Повис над равниною чад углевой.

Ждут Францию годы скорбей и лишений,
Но веру не сгасит обманчивый свет,
Хлеб, соль и вино здесь декретом заменят,
Тюрьма, голод, холод - герои злых лет.

Число жертв превысило шесть миллионов,
Холм братской могилы затмил бы Юру,
Лионцы своих же тузят под Лионом,
В боях у Мазола Ульм шею свернул.

Свершилось - один пятистам его предал.
Нарбонн! И ты, Солк! Чем зажечь фонари?
Ведь явь станет хуже кровавого бреда,
Монархия в зареве штурмов горит.

Вся Франция видит в нем бога сражении,
Но он обесславлен своей же родней,
Был сбитым с коня просчитавшийся гений,
И братьев топтало проклятой войной.

Глаз в шлеме златом, как в тюрьме или клетке,
Он выбит, падучею ставши звездой,
В турнире лев старый был менее крепким,
Чем хитрый, отчаянный лев молодой.

Две речки о бедствии том не забудут,
Два дома во тьме полыхают огнем,
Два знака и солнце ( ) печальными будут,
Сгоревших же станут опознавать днем.

Покинули многие Запад Европы,
Где вождь будет родом из низких людей.
Одним - все соблазны, другим - плеть и ропот,
Так учит он жизнью и миром владеть.

В Этрурии, в Корсике - ночь с перерезанным горлом.
Огонь прекратился, но в копоти лики мадонн.
Всему королевству дыхание сперло,
И грозен был шелест враждебных знамен.

Незримо войну поведут англичане,
В туман и волну зарывается флот,
м камнем в желудке град вольности станет.
И скорбь Средиземное море зальет.

Во мраке Флоренция, в Пизе разграбленной хуже,
Король сбит с мула и от раны готов закричать,
Врагу не занять побережья Перуджи,
Ни трусу, ни храброму там не бывать!

Его изберут, но посредством обмана,
И будет без зерен дырявый мешок,
Но к счастью, закат его кончится рано,
Слова его действиям станут не впрок.

Хлад северный ветер несет Марзавесу,
И ярость мезанцев скует Дордонис,
Лес близь Дамазана вниз голову свесил,
Блуа и Гаронну судить будет высь.

Теперь победителям роз не кидают,
К бесславию шел белокурый отряд,
В полях Македонских успех Фердинанда бросает,
И он с мирмидонцем сцепиться не рад.

Убил негодяй королевского сына,
Надевшего радостный женский наряд.
Принц шел на свиданье к немецкой кузине,
И храм Артемиды похож был на ад.

Я знаю: монарх, наконец, пожалеет,
Что прежде щадил он врага своего.
Врага устраняют жестокой идеей,
Казнив всю родню и всех близких его.

Тиран перехватывал письма пророка,
Чтоб вскрыть их коварной и жесткой рукой,
Но знай: безнаказанность проклята роком,
И смелая мысль не уйдет на покой.

Будь проклят, жестокий и злобный еретик,
Хотевший народ и закон изменить.
Сгорит его власть. Кто за злобу в ответе?
Людей, им убитых, нельзя воскресить.

Французы! Игра начинается снова!
Победа в Пьемонте, и к новым боям!
Романья с Испанией к страху готовы.
Правитель, молись грозовым облакам!

Да, братец сумел для сестры постараться,
Смешав с минералом ночную росу,
Старухе тот яд мог лекарством сказаться,
Сестра же навеки отходит ко сну.

Деяния предков свой век отслужили,
И череп разбит у старинных дворцов,
Ни в чем неповинных хватали и били,
Виновный скрывается в чаще лесов.

Безбожна судьба Византийского порта,
Затоплено небо в зеленой воде,
Семь бритых голов проклянут в полумесяце черта,
И ужас летит к Вифлеемской звезде.

Да герцог еще посчитается с Онде,
Белувр им тоже не будет забыт,
И треснувший мрамор стал людям негоден,
Теперь Блетьерану без отдыха быть.

Юнцы короля оттеснили от трона.
Он гибнет - топор занесен с высоты.
Сигнал светит с мачт: берегись беззаконий,
Три брата друг другу - враги и скоты.

На юге король о победе мечтает.
Ему ль хармотийцев навек обуздать?
Тиран и грабитель людей своих знает,
Не в силах никто острова покорять.

Волною вечерней тот порт не шатает,
Затоплено солнце под гладью морской.
Мосты и гробницы вражда разметает –
Великий народ воевал сам с собой.

На выручку посланы лучшие части,
Удастся ль отбить нам захваченный форт?
Разбой и чума обе стороны держат во власти,
Десятки убитых для них не укор.

Снаряды разрушат старинные стены,
И кровь будет смешана с ярым огнем,
Молись, осажденный, боящийся плена,
Был коршун заклеван свирепым орлом.

Не страшны французам высокие горы,
С вершин Савоярда солдатская лава течет,
У армии высшая точка опоры,
И флот генуэзцев назад уплывет.

Конец его судьбы трехсот переменит,
И месяцев двадцать пылает костер,
Низложен король, но король - не изменник,
С обмана начнется кровавый террор.

Пусть с миром уйдет из страны победитель.
В Италии хищный взойдет человек,
Пожаров и смерти тут с горечью ждите,
Ведь смешана с кровью вода здешних рек.

Те десять казнят своего капитана,
А флот собирался сражаться в войне,
Здесь рейнские волны страдают от раны,
И Северный мыс не одобрит навет.

Вся в трауре старая крепость близ Темзы,
Король без камзола стоит у моста,
Его голова с плеч слететь не замедлит.
Диктатор не даст сердобольным роптать.

«Кругом! Шагом марш!» всем мостам с ветряками,
Теченью реки и дворцам на Тулузском пути
Декабрь дал приказ и взмахнул ветровыми руками.
Бассейн всей Гаронны крутящимся диском летит.

Боржесское озеро! Шторм тебя гложет
И берег затоплен людскою волной,
У Сен-Жулиана шум битв слишком яростен,
Боже, С Чамбара, с Морены бьет сильной грозой.

Здесь солнце с орлом достигают победы
И милость поверженным громко сулят.
Но кто остановит грядущие беды?
Мечте об отмщенье поверженный рад.

Звезда восходящего скоро погаснет,
И был не у власти безвольный монарх.
Взял верх созидатель несбыточных басен:
Парадом командуют хитрость и страх. ( )

Мечом разрубается сбор винограда.
Француз и союзник - у горных вершин,
Победы иль смерти добиться им надо...
Что сговор правителей нам предрешит?

Томится в темнице великий царьградец,
Король с королевой забыли о нем,
Несмытая кровь на доспехах, не глянец,
Один усмиряет другого мечом.

Наследник престола жжет власть бурной жизнью,
Законы разбиты, и похоть цветет,
Но думал ли он о грядущем отчизны?
Пусть лучше Саллистский закон пропадет.

Был брошен король беззащитный в темницу,
И сына решили доставить к нему.
Идет Тразименская башня топиться,
Заложники с горя припали к вину.

Конь скачет отчаянным, диким галопом,
И яростно скинут был всадник с седла,
И хрипом предсмертным сметен конский топот,
Так гибель наследника с власти свела.

Король из Блуа власть возьмет в Авиньоне.
Поднимется ропот среди горожан.
Тут пять непокорных со стен скинут в Рону,
Один же до Ноле успел добежать.

Французов, поди, будут ждать у Ажана,
Подсобник с Нарбонна беспечностью пьян,
Теперь англичане, рашельцы с Бордо выступают по плану.
Епатьян! И ты пострадаешь от ран!

Что ж бодрая дружба приводит к осаде.
Так! Сенбарбарийский терпи гарнизон!
Французу Урсини и Адрия тайные ставят преграды,
И армией сильной грозит всем Гриффон.

Вождя задушили в его же кровати
За то, что обычай и честь предавал.
Теперь трех империй никчемны печати,
Раз писем с пакетами труп не читал.

Разрушуны школы республик свободных,
Тиран отменяет нежесткую власть.
Германцу, испанцу, Италии грозы пригодны,
От дерзких оружий все может пропасть.

В три месяца думали семеро дерзких
Совсем Аппенинские Альпы занять,
Но бури и трусость того генуэзца
Ослабили злую и хмурую рать.

Арабские силы, я знаю, ослабнут,
И это в Испанию волю вдохнет.
К кому же родосцев событья притянут?
Брезгливый преемник ведь к ним не идет.

Из города выйдут старинные корни,
Чтоб новой Этрурии род не зачах.
Так древняя кровь приучается к нови,
И мех флорентийский на женских плечах.

Великий с Майенны уж больше не ропщет:
Лишили его и постов и наград.
На Рейне со славы свергается Гроппе,
Болтливый в Колонье под гнетом утрат.

Напрасно мечтал полководец французов
Фаланги врага в пух и прах разнести.
Печаль генуэзских болот его замыслы сузит:
С трясиной нашествию не по пути.

Что ж! Принц византийский стал жертвой крушенья,
А вождь Толентайн - победителем в фойских боях,
Жену неудачника вниз не сорвет пораженье,
Тулузский же принц волновался не зря.

Гляди: в Арбизеле, в Гревари так лихо.
Савонна взята штурмовою волной.
За старой стеной над дворцом - бой и дикие крики.
Их слышат Гвиара, Шарье и Гасконь.

Два острова - в длительной траурной скорби:
Принц умер, еще не оставив детей.
Как быть же? Закон правый путь не находит,
Девчонка-вдова не в чести у властей.

И Константинополь закон свой изменит,
Пришедший с Египта составит эдикт,
Так тягостен звон отуреченных денег,
И дух безрассудства в реформы проник.

Горят корабли горевыми кострами,
И звери обиды несут парусам,
На сушу и море тревогу направят.
Когда же покой нам дадут небеса?

Война, точно бой гладиаторов в цирке,
Кровь смочит песок и теперь, как тогда.
Кого тянет в сети кровавый и прыткий?
Чья гибель коварством и злобой горда?

Орудия с грохотом рушатся в яму,
Осаду не снять в укрепленных местах,
Сакристы оставили жалкую память,
И ценность их мессы рассыпется в прах.

Короны и нации ищут единства,
Смешалась с французской испанская кровь,
Но может ли прошлое с явью мириться
И долго ль продержится мост через ров?

Второй по значению датский властитель
С Голландией, Англией был заодно.
Хоть сто тысяч марок за это возьмите:
Но нам путь в Италию нужен давно.

Их спрятали в трюме, где масло да сало,
И двадцать один дрался в стане врага,
Их стража мечом и стрелой достигала,
Хотя их у врат не смогли запугать.

Таур и Дорад эту кровь не прощают,
И вот Сатурнинец возмездью не рад,
Идут к Албанину, сверкая мечами,
И в новое озеро рухнет Майнад.

Летит в Сен-Квентин шум листвы Баурлиса.
Фламандцы в Абее идут под удар.
Путь к миру гвардейскою шпагой пронизан,
Двух юных сынов ждет нежданный угар.

Британия в гневе на юного сына,
Хотя сам король завещал ему власть.
Раз умер отец, сына надобно скинуть,
Пускай он в изгнании может пропасть.

Немногих бежавших печаль да покинет
(Осада сжимала весь город в руке),
Пусть мать обнимает спасенного сына,
Принесшего письма и яд в узелке.

Великий бульдог воет тягостным воем.
Из траура вспыхнет свет новой звезды.
Двух солнц за семь дней даже тучи не скроют.
Святой после смерти на землю глядит.

Сверхметким снарядом летящему змею
Был в воздухе вышиблен огненный глаз.
Измена в совете правителя зреет,
И будет не выполнен строгий приказ.

Блудница по лагерю рыскает зорко.
Начальник желает от пленной утех.
Надуть его будет не так уже горько,
Ей жаль, что из плена не вызволишь всех.

Он сам воскресит дух античной культуры,
И бронзовый век претворит в золотой,
Уйдут в полумрак замки, статуи, урны,
Чтоб стать для людей непогасшей звездой.

И вот Огмион за чертой королевства.
Селин больше властвовал, чем отдыхал,
Эмблема его над Италией высится дерзко,
Он с гордостью знамя победы держал.

Покинут был дом с нехорошею славой,
Где громко скелеты стучали костьми,
Им крест над могилой надобен, право,
Чтоб дом стал отрадой для честных с детьми.

Тихоня стал хитрым и ловким тираном,
Когда он пробрался на Папский престол,
Доверчивой пастве наносит он раны,
По-лисьи пушистым виляя словцом.

Да! Герцог теперь уже занял Карпентрез,
И черный берет его с красным пером,
Вот Генрих Великий царит в Авиньоне под ветром,
И в римском посланье оплакан был шторм.

Виль Франщ расцветает под музыку лютни,
Звон струн стронул с мест и Сусат, и Чарлус,
От песен и танцев в долине уютней,
И пляшут куст роз и сиреневый куст.

Где спрятаны кости влюбленных и Пселла?
Их дьяволы ищут в погасшей золе.
И десять апрельских календ преуспели
Воспрянуть из сумерек в Готтском числе.

Всесильный тиран погибает в постели.
Вся в ранах нога, перебито плечо.
Собаки, петух и коты свежей крови хотели,
И храбрость согрета надгробной свечой.

Двузубый младенец родится к несчастью.
В Тоскании каменный падает дождь,
Ячмень и пшеницу повалит ненастьем,
В бесхлебные годы жизнь станет невмочь.

Да, золото фунтов на тридцать потянет,
Суссет и Лозанну за них предают.
Шартрезцы Женеву пленят в Монтлемаре,
Гренобльцы и Дольцы за ними пойдут.

Марс станет надстройкой над каменной башней,
О, Франция! Наш Аллоброкс у врагов,
Ломбардцам ближайшее кажется страшным,
И Либра под гнетом орлиных кругов.

Там жителей нет возле Марны и Сены,
Где дьявольски сильно вода разлилась.
А смертные с Темзы хотят непременно
Внимание стражи обманом сковать.

Почет Низарам сицилиец увидел:
Цени, Иннокентий, заветы Святого Петра,
Но злоба и грязь на любовь и на совесть в обиде,
В гражданской войне много будет утрат.

Всему виной сила, насилие, скупость,
И вождь Орлеана в досаде на них.
Смотри, Сент-Мемир! Штурм споткнется о трупы,
Погибший в шатре непритворно притих.

К Тунису откатится варвар разбитый.
Мы вместе: Монако, Сицилия, вся Генуя,
С Венецией флот снарядим знаменитый:
Не быть полумесяцу в наших краях.

Мечи с арбалетами пылью покрыты,
И ангелы мирное время хранят.
Нет больше войны, плена, трупов убитых.
Пусть боги детей и любовь пощадят.

Пусть смены империй командуют миром,
И пусть потрясенья страшат королей,
Нам мысль, как колонну, оставил Порфирий,
Приветствуя высь на щербатой скале.

Три принца усердно врагов своих множат,
Комета ( ) с раздорами дружит всегда,
Змей в Тибре совсем нелегко уничтожить,
Гнев неба познают земля и вода.

Они - родом с Тара, Гаронны и Лота -
Пробьются к врагу с Аппенинских хребтов.
Могилам близ Рима с Анконой нет счета,
И черный в трофей обернуться готов.

Где ж воздух оглохнет от гула орудий,
И кровью замараны ризы святых?
За веру убийством наказывать будут,
И войны шатают любовь и кресты.

Столетья! Чертите на траурной карте
Германию, Рейн, и Неаполь, и Понс.
Когорты смертей дорвалися до старта,
Повсюду руины, мир горем зарос.

Теряется радуга в сумерках Нанта -
Поваленной аркой лежат берега,
Потопленный флот не вернется к арабам обратно,
Кабан и медведь случены на лугах.

Сенаторы будут в долгах, а Лютеция - в Марсе,
Ночь Франции долгие беды сулит,
Богатство Сатурна растратят в авансах,
Что, Крозус, тебе гороскоп говорит?

Фанатик-маньяк стал опорой народа
И к власти пришел через злобу и кровь,
Взметнулась эмблема плебейского рода,
Мятеж разрушает родительский кров.

В бою - измаэлиты и крузодеры,
В огне паруса десяти кораблей.
Неверные и христиане - в неистовом споре,
Но в небе теперь над мечетью светлей.

Что ж, время почтить королевскую щедрость!
Есть казни и подвиги, гнев и любовь.
Неважно, хранит ли жена ему верность,
Раз сплетни содействуют рубке голов.

Наступят жестокие годы лишений,
И воск будет стоить дешевле, чем мед.
Монахи и пастыри - жертвы гонений,
И ветер безбожные песни поет.

Пришли музыканты к блистательной леди.
Звучали цымбалы, звенела труба,
И колокол пел баритоновой медью,
Орла улететь заставляет борьба.

Ей больно за нас, а совсем не от молний.
Грозе ненавистен страдальческий лик.
Глядит Богоматерь на нас, булто мы в преисподней,
Паря над землею, похожей на стон и на крик.

Во всех городах будет злая неделя:
В Кагор, в Лимож, в Кастрес лишенье придет.
Что ж! Мытарь с Бордо преуспел в своем деле,
Раз звон колокольный обжег Перигорт.

Схватил кардинала пиратский корабль,
Чтоб мир, точно парус гнилой, разорвать,
Но помни, главарь, что мечом или саблей
Со всеми, кто с Папой, нельзя совладать.

Пусть флот не боится противного ветра,
Не слишком ль уверен в себе адмирал?
Теперь на морях его песня пропета,
К чему приведет нас серьезный провал?

Две жертвы наметила новая Венус,
Но вот поваренок открыл этот яд,
А спасшийся принц теперь знает ей цену,
Виновную, видно, найдут и казнят.

В дерзаньях он превзошел Огмиона,
Но в семь или в девять свернул он с пути,
Так зверь в человечьем обличье мечтает о троне,
С Наварры до По он намерен пройти.

Скорее беги из проклятой Женевы,
Где золото станет железной звездой,
Оттуда на землю лучи устремятся из гнева,
И небо подаст нам свой знак пред враждой.

Да, он подчинит себе многие земли:
Кордову, Далмацию, с ними Маммель,
Пусть тени семьи его трон не колеблют,
И скипетр в руках его не устарел.

Догматиком создана новая вера.
Все зрелища славят великий обман.
Зверей благородною меркою мерят,
И зло как добро преподносится нам.

Несчастна та мать, что родит Андрогена!
Воздушная битва мир кровью зальет!
Но судьбы невинно погибших нетленны,
И помощь комета земле принесет.

В храм божий пробралися пять святотатцев,
И кровь пролилась на церковном полу,
Кому над законом пришлось измываться?
И право в Тулузе бесчестьем зальют.

С его поражением гибнет эпоха:
Большой полководец себя потерял.
Не павшим, а спасшимся жить станет плохо,
Один непогибший про всех рассказал.

Империю ждет неизбежность распада,
Который дойдет до Арденских лесов,
Сын старший двум выродкам головы сносит для ада,
И лик ястребиный всем править готов.

Он кончит как вечно гонимый изгнанник,
Хищения берег Нонн-Сигля мрачат,
Раз красный отправит его на закланье,
Орел не устанет его привечать.

Со дна поднимается дерзкий правитель,
Тьмы пленных страдают на поле тройном,
В соборы и церкви военных богов заманите!
Осады, награды и битвы кругом.

Он ногу сломал, и рука перевязана шарфом,
Таким был Луи, уходя из дворца,
Здесь смерть тронет струны у траурной арфы,
Пасхальный хорал не допет до конца.

К чему ему истина в важных вопросах?
Он ложью свои поправляет дела.
Законы и совесть он вовсе отбросил.
В Париж и Пьемонт злая скорбь забрела.

Ну может ли тень королевства Наварры
Законы и мозг целой Франции дать?
Король Орлеана стену укрепляет недаром.
Гамбрай, так ли прочна твоя благодать?

Великий огонь падал с гневного неба.
Три ночи стонала от взрывов земля.
Верь в чудо, напуганный, где бы ты не был,
Нам Экс и Миранд горевать не велят.

Мотор разовьет сумасшедшую скорость,
Тараном пробив неприкаянный век.
Война будит мысль человека, который
Науке дает Прометеев разбег.

Спроси у покрытого звездами неба
Про город, который построил Планкус.
Ни злого, ни доброго больше не требуй -
У судеб порою меняется вкус.

Скорее и лучше готовьтесь к защите,
Чтоб Таре не был скопищем жалких руин!
Туманами Лондон и Нант укротите!
Погода - защитник жестких годин.

Под красною шляпой раздоры и схизмы,
Избранник в Сабине в том не виноват,
Он вытерпел гнет виртуозных софизмов,
И Риму албанцы ущерб причинят.

Два встретили третьего в горных вершинах,
И вспыхнул костер небывалой вражды,
Лангезы, Брюссель вместе с долом крушили,
И все Малине пред бедою дрожит.

Да, Запад, надеемся, станет свободен,
Откроет Британия высший закон,
Шотландский пират популярен в народе,
Дождливых ночей не пугается он.

Страшитеся двух затруднений в Тараре,
И Манзоле в страхе за римский союз,
Три брата французских, орел и петух будут в ссоре,
Кровавого трона под Марсом боюсь.

Он в мантии красной идет по Тулузе:
Не грешников - жертвы ища средь людей.
Тень тыкв в огородах над камерой пыток не сузят,
И новые казни предвидят везде.

Фальшивым богатством цеха обольщают,
Вознесся над миром жестокий мужлан.
Саксонцы его не впервые встречают.
Знак мира спокойному Брунсвику дан.

Женевское озеро вытерпит скуку
Надменных, пустых и коварных речей.
Чинушам и всем дипломатам наука:
Не верьте в политику мертвых лучей.

Дряхлейший противник отравлен был ядом,
И ожили прежде душимые им,
Спасаясь в пещерах, гонимые каменным градом,
Сумели они от невзгоды спастись.

И бури эпохи срывают знамена,
Но ждет возрождения бывший монарх.
Надежды его на Восток несогбенный,
И вот в Митилены погнал его страх.

Он всех устрашал своим яростным видом
И мраморных статуй касался плечом.
За ноги повешенный вождь на судьбу был в обиде,
Такой не заслужит посмертный почет.

Великий араб на просторной дороге,
Но турки его, все равно, предадут,
Родосом он встречен с тоской и тревогой,
И труппы из Венгрии зло приведут.

Нельзя соблазнить настоящую святость
Святоше с пушистым его языком.
Старинному граду Италии радость не в радость,
И ложный хорал флорентийцам знаком.

Военных уловок окажется мало,
Страна выбирает разбойничий путь,
Здесь древнее варварство новью считали,
И протестантизм тут может вздохнуть.

Ты было свидетелем битв Ганнибала,
О озеро! Где же коварный де Пол?
Скольких убиенных на дно твое канут
И яростной немец в атаку пошел.

Проекты реформ составлялись напрасно,
Раз голову слову снес переворот.
Смещенный монарх пред судьбой опасной,
Ворота дворца бурей крутит и рвет.

Откуда, откуда приходит измена?
Пусть град леди Гарланд боится Бурже.
Великий прелат любит черные тени,
И лжепилигримы с мечами уже.

Все гаснет, все гибнет и рушится в Лету.
Я слышу биенье последних сердец.
Пять тысяч годов да еще пять веков жить осталося свету,
И наша история встретит конец.

Солдаты вершины штурмуют так скоро,
Раз к рыбам вернулись Сатурн, Арий, Марс.
Сайгонцы! Ведь мозг ваш отравлен позором:
Никто из петли капитана не спас.

Убить половину! Другие зачахнут.
Семь тысяч несчастных томятся в плену.
Крепитесь, огарки! Надеждой запахло.
Как жаль, что пятнадцать в могилу сойдут.

И вот над Бордо уж все небо затмили
Армады железных шмелей и стрекоз,
И крыши над городом Богу молились:
Так низко летят эти вестники гроз.

Флот Африки будет встречать парномийцев,
И ужас грозит и воде и земле.
Враги своей лютостью станут гордиться,
И скипетр не любит свистящую плеть.

Железный паук любит берег Дуная,
Где немцы из пленных готовят рабов,
Их родина груды рублей золотых потеряет,
Возмездье ведя из глубоких снегов.

Его без объятий настигли в постели,
И эпиталамы слезой истекут,
Горячие ветры несчастья отпели,
И бедствия снова на землю придут.

Предвижу войну в планетарных масштабах,
Три армии грозных республику рвут,
Созвездия против и сильных и слабых
Но все ж Кальдондон от разгрома спасут.

Шатается город у вод океана,
Дома валит с ног сумасшедшей волной,
Разбиты суда и мосты ураганом,
И ветер смеется над ранней весной.

Что ж, мост через Лейн зашатается с горя.
Из глуби Испании хлынут войска,
Противнику быть победителем в споре,
Но путников мирных полюбит река.

Проснется Восток в восемнадцатом веке.
Там даже снега оживут под луной.
Весь Север великого ждет человека:
Он правит наукой, трудом и войной.

Созвездья не скроют мелитцам всей правды:
Не всех покоритель сумел обольстить,
Бежавшие в Родос, в Бизанс будут рады,
Так мало желающих с бурей идти.

Всю Францию ждут перемены крутые,
Событья летят на бунтарских конях.
Мятеж учреждает законы иные,
В Париже, в Руане господствует страх.

Казнен пред толпой человек и провидец,
Распятья кострам могут боль сообщать,
Но мученик Духом Святым был увиден,
Чтоб мысль и любовь всей земле передать.

Нет, он не испанец; из Франции старой
Тот кормчий, что церковь как судно ведет.
Противник разбойникам милости дарит
И все королевство бедой обожжет.

В колодце найдут эти кости ребенка,
Что мачехой был не от мужа зачат,
Волнение отцов не забудут потомки,
И честь государства идет на закат.

Созвездия в факелы гроз превратятся,
Тардайцы, я знаю, прорвутся в Бруджес,
И с гибелью вождь Барабарин в Понтерозе встречался,
В февраль, в день шестой, смерть царила окрест.

Война и мятеж множат груды развалин,
К Антверпену движутся Кент и Брюссель,
Английский король к эшафоту отправлен,
От соли с вином будет Лондон хмелеть.

Погибнут сады, обступившие город,
С домами, домами, подобием горных вершин,
Раскиданы трупы разбитых моторов,
Волной ядовитой - мосты сокрушит.

Какая страна родилась в океане,
Где праздник справляют однажды в четверг?
К ее берегам мысль с энергией тянет,
И тянет ковчеги для наций и вер.

Бывает, что старая рана солдата
Опасней, чем вред, нанесенный врагом.
Осада с Брюсселя и Ганда не снята,
И ветер войны завывает кругом.

Республика держит кровавое знамя,
Как праздник встречая уход короля,
Но только погаснет мятежное пламя,
И смерть эшафотов увидит земля.

Никак азиатские силы не сгинут,
Раз семь иерархов имеют успех,
Владыка земли и небес крест не скинет,
И править Испанией Либре не грех.

Из братьев с гербом распустившихся лилий
Один даже Римом хотел завладеть.
Латинский позор эти годы не скрыли,
А туркам отрадна армянская смерть.

Толпа наслаждается зрелищем новым,
Плебей видит принцев, маркиз, королей,
Но рухнут колонны дворца, обливайся кровью:
Спасай короля от мятежных людей!

Сагунс! Над тобой горевая комета.
Вокруг Кападильо и голод и мор,
Стал рыцарем зверь, добряком обогретый,
Тунисец большой обезглавлен, но казнь - не позор!

Большим демагогом был хитрий Мендозус,
Став демоном многих горячих юнцов,
Здесь варварство мечет напрасные грозы,
Норларис - теперь - не отрада отцов.

Сатурн астролог даже днем опознает.
Измена Херона откроет три лурнских звезды,
Лорренский поток города с мест срывает
И рвется сквозь горы, равнины, сады.

Когда три созвездья приходят в смятенье,
Реформы повенчаны с мраком и злом,
Спаси, Бог, Италию с Францией от столкновений;
Ведь смутное время в их земли пришло.

Кровь справедливости потребуется Лондону,
Горящему в пожаре 66 - го года.
Мадонна падает со своего пьедестала,
И многие единоверцы ее убиты будут. ( )

Блуа не желает кровавой дороги,
Париж станет центром великих убийств,
В Ажане, Труа и Лангезах угрюмо жить многим,
Зато Орлеан ценит прежнюю жизнь.

В тот день, как баталия будет у Ганга,
Сам Раджа отважно пойдет на врага,
Не дав передышки своей же фаланге,
Которую пленом нельзя испугать.

Богемия, Англия, Польша, дакийцы,
Я знаю, единый союз создадут.
Недолго терпенье столпов Геркулеса продлится,
Барсийцы, тирренцы неволю прорвут.

Отверженный смело бежал из темницы,
Его подменил там соратник и друг,
Замерзшие реки покинуты птицей,
Надежду троянцев не взять на испуг.

Колон повторяет судьбу византийцев,
Кордова его принимает опять,
Сквозь зависть его кораблям не пробиться,
Отшельником будет он жизнь созерцать.

Опасен для красных рост сект и религий:
Ударами плети не выстроишь мир!
Никто не спасется от дьявольской лиги,
Лишь демон земной приглашен был на пир.

В Лоррене жестокие веют знамена,
В грозу облачая немецкий союз,
Но их одолеет Кантон неуемный,
Норманны спасутся от вражеских уз.

Два зла Скорпион совместил воедино:
Великий подвижник так зверски убит.
Европа утратила лучшего сына,
И церковь и трон там чума навестит.

Там жить под ударом двух землетрясений.
Два моря затопят Коринф и Эфес.
Война двух врагов! Слышны шумы сражений,
И бурей срываются звезды с небес.

Есть страны, где рожь от дождей пропадает,
В Апулии ж засуха губит хлеба,
Орлиную слабость петух замечает,
И льва изнуряет больная борьба.

Стал запах лимона отравой и дымом,
А ветер гнал дым на отряды солдат,
Удушье от яда врагу нестерпимо,
И с города будет осада снята.

Изгнанник, прославивший ненависть к трону,
Вернется, чтоб власть захватить над страной,
Пускай колесницы в крови не затонут:
Топтал Ипполитов расцвет роковой.

И ночью прелат отстранен от правления:
Ему не поверил французский король,
В Британии, Кипре, Тунисе он все же в доверье,
Политика вере не скажет пароль.

Король из Блуа власть возьмет в Авиньоне,
Сквозь Линден его с Амбуаза вело,
Здесь воля монарха всю церковь с мест стронет,
И Гвоздь из Пойтриса калечит святое крыло.

Жизнь делит всю землю на две половины,
Одна будет с миром, другая - с войной,
В крови захлебнется и зверь и невинный,
Кому же вся Франция ближе душой?

В Антверпене свадебный пир разыгрался:
Пусть вместе сливаются Шельда и Леи.
Покой дней былых к молодым возвращался,
И гроздь винограда близ кубка светлей.

Пусть новое золото люди добудут
И много найдут серебра в рудниках,
Но миру от этого счастья не будет:
Законы и совесть рассыплются в прах.

За что нас преследуют горе и беды?
Быть дикому бедствию в этом порту,
Здеся губят невинных, безмолвствует небо,
Но честь знатной дамы хулы не сотрут.

Так! Аугсбург, Нюренберг взяты врагами,
А их подчинит себе вождь Агриппин,
Во Фландрии реет военное знамя,
Во Францию сильный противник спешит.

Бежавшие ищут путей к избавленью,
Живым барельефом ползут по стене.
Отец и друзья задыхаются в сильном волненьи,
Теряет сознание сын, а спасения нет.

Я знаю, что явится новый Спаситель,
Нет силы, способной разрушить любовь,
Так слово погибших пророков цените,
Чтоб вырвалось солнце из древних гробов.

Запомнят шестнадцать веков и семь лет литургию,
День битых и пение вторых петухов.
Арабы воспрянут и станут другими,
В Марокко султан не полюбит восход.

Божий храм омывается солнцем и правдой...
Кто в Булони смывал пятна прежних грехов,
Тот взлетел высоко, но ему иерархи не рады;
Он блестящий сановник, а патер плохой.

Горели живьем три пажа в трех каминах,
Их юный король приказал умертвить.
Будь счастлив, живущий в дали неповинный,
Свои же безумцу спешат отомстить.

Три нации дрались и долго и дерзко.
Большой - в стороне, сберегая свой дом,
Друзья и опоры в Селине не крепки,
Хоть он их и звал под жестоким огнем.

Злой людям придется дышать атмосферой,
Раз деспот возглавит кровавый совет,
Когда переменит законы и эры
Двух яростных бунтов мятущийся свет.

Весь город у моря - в тоске и испуге,
И вождь опасался внезапных атак,
Что знатных и бедных пришельцев погубят,
Что девушек схватит неведомый враг.

Испания!... Годы великой разрухи,
А после - порядок и твердая власть...
Две армии бьются и служат враждующим духам,
И беженцы в пропасть боятся упасть.

Расколоты молнией души и страсти,
Французы под гнетом тягчайших времен,
В Италии, в Англии против нас власти,
Вождя с этой женщиной гонят в полон.

Из Черного моря, с татарского Крыма
Приходит к французам великий главарь.
Армяне, Аланы его с миром примут,
Но Константинополь нашлет кровь и гарь.

Что ж герцог-бродяга откроет внезапно
Арабскую стаю тугих парусов,
Восток обернется совсем безвозвратным
И для подлецов и для честных крестов.

Генрих Сильный был великодушен,
Добиваясь вступить в этот брак.
Сент-Квентин и Аррас. Путешествия ждут ваши души,
И Мацеллум второй вел испанцев во мрак.

Они в Корсибон прибывают с почетом.
Равенна! Ликует ограбивший даму в порту.
Посол Лиссабона! Морские пучины разверсты.
Засевшие в скалах душ семьдесят с места сметут.

Услышала тайная дочь Конкубины
Печальную новость от знати, с вершин.
Ей плен угрожает в темнице старинной,
Брюссель с Малине ее будут страшить.

Растут в городах вавилонские башни.
На стены их брызжет народная кровь,
И весь небосвод будет гневом окрашен,
Чума с грабежами появится вновь.

Его полководец адрийцев прославил,
В речах на пирах он творил чудеса,
Но сам он погиб, не уйдя от расправы,
Страну от руин не умея спасать. ( )

Король одноглазый теперь опечален:
Великий с Блуа его друга убил.
Законы страны и двора горевали:
Всю Францию надвое гнев разделил.

Недаром здесь статуи кровью исходят.
На башне метался кирпичный петух,
Убийство тирана пророка прославит в народе:
Живет в предсказаньях божественный дух.

Он с войском поднимет арабские страны.
Великий крепит Магометов закон.
Гренада свободною быть перестанет,
Но враг не сожжет италийских знамен.

Оружье испанец найдет в Барселоне,
Слепой д'Арбон разорит Паприньян,
Кто в море слезу и победу уронит
И кто здесь от гнева и ярости пьян?

Мост спешно построят из бочек и чанов,
И будут разрушены восемь мостов,
Пленили вождя, и отряд его в ранах,
Ножи режут глотки у лучших сынов.

Весь Запад шатает войной небывалой:
Никто не спасется, ни старый, ни юный, ни зверь.
Пожары за кровью горячей бежали,
Меркурий, Юпитер и Марс не считают потерь.

Да, свадьба величием пышным сияла.
Но только прославит все скорбный конец.
Супруги останутся в мире печали:
Фэб умер, зри. Нора, могильный венец.

Позднее иль раньше придут перемены.
Гоненья и ужас никто не смягчит.
Луной правит ангел, вскрывающий вены,
И небо дымящейся кровью чадит.

Корабль разобьется о скалы на море,
Погибнет Аббат, раз почует беду,
И тот, кто ушел от меча и от мора,
Был молнией ярой сражен на ходу.

Я вижу, как рушатся стены в Лионе,
Как бурею сносит в Париже мосты...
Ведь большую часть шестисот семи дюжин хоронят,
Дождь с градом сечет на дорогах кусты.

Солдат-император не знал поражений,
Победы плодят легионы смертей,
Но речь его к армии терпит крушенье:
Язык гибнет в пламени дерзких идей.

Нет старого пастыря; новый --- совсем не подвижник,
И выборы станут крушеньем надежд,
Он гонит добро из церквей и из жизни,
Такой недостоин священных одежд.

Он был очень властным в своем королевстве,
Жестокий и грубый стоит под Крестом.
Он будет грозою для знати и плебса»
Став Папой с суровым и жестким лицом.

Беда, коли в партии воля ослабнет
И в левую пропасть обрушится стон,
Пусть в правом углу все реформы озябнут,
Раз будет открыт беспартийный закон.

Их лагерь раскинулся под Наудамом.
Оставлен в Майотах их выцветший флаг.
Ведь более тысячи на два разделятся стана,
Но только стан первый второму не враг.

Прелат короля болен страшной болезнью:
Кровь хлещет рекой у него изо рта.
Плененный в Тунисе стоит перед бездной.
Пора усиления Англии ждать.

Итак, договор разрывается в клочья,
И кровь потечет из словесной борьбы,
Раз солнце и меда и сливок захочет,
То гневом пронизаны зовы трубы.

Стена обвалилась еще перед боем,
И гибель великого встретят с тоской,
Кровь смешана с глиной и кажется гноем,
Разбитая лодка не сладит с волной.

Семь раз изменяла вся Англия облик.
Почти триста лет кровь струилась рекой.
Германия с Францией ждали здесь долго,
Страна над раздвоенной звездной судьбой.

Прозренье ученых под гнетом запретов,
Раз зависть невежд обольстит короля,
Но правдой наложница и королева согреты,
И обе науке цвести повелят.

Сойдет он с холмов у Кользье с Авентайном,
Чтоб армии дать долгожданный сигнал,
Стремясь между скал за наградою тайной,
Он славу под солнцем уже потерял.

Кто видел, как солнце затмилось Селеной?
Кто знает, как вздорили два короля?
Свободу дадим островам и Сиенне,
Дух вольности бури в столетья вселят.

С простого солдата он стал полководцем,
Все выше всходя в боевых временах,
При нем на крестах гаснет ясное солнце,
И церковь изведает горе и страх.

Король прибыл в Друкс, чтобы вместо покоя
Оставить незыблемым прежний закон.
Ворота срывались с петель, трон был смят и расколот,
И кровь короля станет шелком знамен.

Правитель совсем не достоин восторга:
Он худший из грязных и подлых людей.
Двух юных к стыду присуждают за гордость,
И жены - в объятиях черных смертей.

Вам странен уродец с двумя головами?
И будет четыре руки у него,
Но, если уж праздник Аквилла прославит,
Фоссан и Турин убегут от врагов.

Нет рук и нет ног, только хищные зубы
У страшного шара, что грозен, как черт.
Кого он с изменником вместе погубит?
Луна осветит покидаемый порт. ( )

В Норильских горах был родной ему воздух.
Величие дел его смели забыть.
Большой человек в мир пришел слишком поздно,
Но Венгрию с Польшей успел защитить.

Здесь глотки сжигает горячее солнце,
Сын главного кружит над кадкой с водой,
Этрусская кровь по земле разольется,
Плененной же Турция станет судьбой.

Крутые вершины щетинятся лесом,
Плывет акведук в Утикан и Гордон,
Теперь не узнать в нем Неманского беса,
Он связан, и мост под защитой мадонн.

У принца богиня любовной горячки
И просит, чтоб он не сказал ничего,
Но стыд и позор от судьбы не упрячешь,
Семнадцать заплатят за страсть головой.

Разделится братьями все королевство,
И диспуты стоит оружьем сменить,
Британское имя и титул английский - в соседстве,
Кого ж воздух Франции здесь опьянит?

Три красных давно поджидали француза,
Заметив брег левый напротив Витри,
Жив черный, но красным распорото пузо,
И бритт был обрадован светом зари.

На Западе вижу большую опасность:
Селин Эматьяну войну объявил.
Наш доблестный флот под грозою ужасной.
Фоценс! Ты какую судьбу разделил?

Осыпан был пеплом изгнанников остров,
На смерть их ведет хромоногий маньяк,
Их жгут на кострах подлецы и прохвосты,
Но слово погибших пробьется сквозь мрак.

Фронт Франции рвет Провансальские земли,
Нептун, видно, действует с ним заодно,
Нарбонн же и копьям и дротикам внемлет,
И Марс метит город кровавым пятном.

Мне страшен неведомый третий правитель
Загадочной, варварской, снежной страны,
Его же соратники им же убиты,
И старость его только ад охранит.

За кружку воды отдаем что угодно!
Ведь всем осажденным так душно в огне.
Порт близок к паденью, старик чужеродный,
И к Ницце пора бы пойти Генуе.

Вождь Англии долго стоял у Низмеса,
Муж рыжеволосый испанцам помог,
И топчут солдаты на битвенном месте
Падучие звезды ударами ног.

Его обманул и предал переводчик,
Был принц за пределами Кельтской земли,
Монах, как и пастор в Бордо, озабочен:
Гасконцев, руанцев они провели.

Ей дважды взлететь - дважды встретить паденье,
Ни Запад ее не принял, ни Восток,
Германию предала страсть к разрушеньям,
Страна получила жестокий урок.

Да, красный Ник связан с нелегкою жизнью,
И знал, что в Ферне будет схвачен Видам,
Великий Люк счет предъявляет отчизне,
И зависть Бургундию бриттам отдаст.

Латиняне, немцы, брешийцы в Лионе
Ведут затяжной и коварный процесс,
Они лай бульдогов сердитых откроют,
И будет печальна нежданная весть.

Рожден близ Италии дерзкий воитель,
Империя будет в мятежной стране!
Но сколько солдат за тебя перебито,
Чудесный мясник, в безуспешной войне!

В крови будут волны, на дно канут трупы убитых.
Доволен и мул, раз накормят овсом.
Прервались б скорей Пуникийские битвы,
Чтоб дух перемен не полег нал косой. ( )

Из Азии вырвутся демоны злобы,
Памфилию с Лидией ждет крутоверть.
Здесь темный конец может многих угробить,
И кровь пропитает и небо и твердь.

Да! Семь с малолетства в заложниках ходят,
И третий родного ребенка убьет,
Два сына в бегах и отчаяньи бродят,
Флоренция и Генуя - вот второму оплот.

Что ж! Бритые головы сделали выбор!
Два пола сравняют огнем и мечом.
Им совесть за это не скажет спасибо,
И кровь потечет над горящей свечой.

Ковер, раз он свернут, бесцелен для зрелищ,
В истории свернутых много страниц,
Так судьбы изгнанников мы проглядели,
Хоть правда о прошлом осталась у них.

Ведь их как родных повстречают в Париже,
Вся Франция славит теперь англичан,
Большая победа все ближе и ближе,
Но все же Норларис страдает от ран.

Далмация в страхе, почуяв пролитие крови,
И варвар сражается в черном углу.
Раз дрогнул туман, Измаил наготове.
Спасет ль Португалия преданных слуг?

Я плачу над участью Ниццы, Монако,
Сиэны и Пизы со всей Генуей,
Гляди: новогодняя кровь на мечах, жизнь окутана страхом
И землетрясенья воюют с зарей.

Республика дышит несчастьем и грязью,
Зато разрастется ее аппарат,
С ней Швеция рвет ослабевшие связи,
И беженцам трудно спастись от утрат.

Над гаванью свищет стрела с арбалетов,
Солдаты по лестнице к форту взнеслись.
Кровавые руки над брешью воздеты,
И пламя и дым за рекою рвались. ( )

Великое братство с крестом христианским
Близ бурной реки тихий свет разнесет,
Из Месопотамии шло постоянство,
Которое враг и предатель взорвет.

За то, что его поддержал чужеземец,
Седого правителя сбили с поста.
Отметит сыновей непокорное племя
Тому, кто пытался Руан предавать.

Великий навряд ли считал его сыном:
Ребенок ведь был от другого рожден.
От Фера до Джениса дрогнут вершины,
И Либрой неласковый знак утвержден.

Итак, два цветка слишком поздно погибли,
Пред сильным законом безвредна змея.
В Савое, в Монако мучения были,
И всадников злая ведет колея.

Избави нас Бог от опеки дёр Тага.
Не верно, что здесь он навеки осел,
Растоптанный жезл его славится в сагах,
Свобода нужна нам для собственных дел.

Грабитель морских побережных владений
И в новых народах теряет друзей,
Мессинско-мальтийский союз не ржавеет,
Не терпит обид от чужих якорей.

Что Бета и Гамма, Гамор и Сакарбас?
Ведь варвар всю Венгрию в лапах зажмет,
А дым и огонь в ритуальном экстазе
Не скроют утопий крикливую ложь.

Огонь, наводненья, бессильные скиптры -
Источник страданий и тяжких потерь,
Латонский цикл в бедствия будет зарытым,
Не скоро добро приоткроет нам дверь.

О, люди и звери! Вас ждет катастрофа,
Мабус к вам идет, чтоб средь вас умереть.
Комета с возмездья срывает покровы,
Разбои, кровь, жажду неся на хвосте.

Рука коротка, но язык его остер и длинен.
И он в Каркассоне опору найдет.
С бурливой Дуро, с Киринейского моря он виден,
И он до вершин Пиренейских дойдет.

Взлетит высоко энергичный полковник.
Часть армии слепо поверит в него.
Нет принца теперь под дворцовою кровлей,
Прибежище будет открыто врагом.

Сатурн ближе к западу. Солнце - к востоку,
И скалы мрачны от кровавых дождей;
Война близ Оргона; наказан Рим роком,
Не радует берег уход кораблей.

Семь лет в ней сидело глубокое горе,
И спала в постели с ней женская честь,
Ей гордость, служила на троне опорой.
Как долго ей крест одиночества несть?

На что ему Ронские эти святыни?
Захватчик разграбит старинный собор,
Но демон бубонный их всех опрокинет,
Своих и чужих бьет губительный мор.

Октябрь в день третий - под знаком великих событий,
Возвышены будут Ругон, Мандрагора, Оппи-Пертинанс,
Теперь Черногорец весь мир сотрясает открытьем,
И многое грозным предстанет для нас.

Сумеют ли венгры отбить нападенье?
Сражаться всей Буде дан строгий наказ.
Прими ж азиатский закон, населенье,
Раз демон славянский не скроется с глаз.

Нас прошлое хлещет ударами плети,
Весь в ранах был долгий, но мертвый покой,
А взрослыми станут спасенные дети,
И жизнь будет взорвана новой войной.

Флот Франции не для угрозы Осону. ( )
Честь Марны и Сены лежит на весах.
Но новой стены не пробьешь и не сронишь,
И жизнь Властелина возьмут небеса.

Могущество Рима в куски разлетится.
Великий сосед разделяет судьбу.
Сомнительный гений в шута обратится.
Вчерашних союзников гонят и бьют.

Вся армия келтов сражалась с Хайландом,
Военная хитрость сломила врага,
Но с гор катит камни мужицкая банда,
И шпагу дубина могла настигать.

Бесхлебье и голод встают с горькой новью.
В галеры ударит война над волной,
У Тибра земля наливается кровью,
И был грабежами нарушен покой.

Я знаю, свой флот обновит Барселона,
Чтоб выиграть больше земель и морей,
К чему каравеллам бродячим законы,
Раз совесть и сила сорвались с цепей?

Из женской измены кровь хлынет потоком,
Замучена мать, раз не муж был отцом,
Убит и сынок, ставший жертвою рока,
Повешено восемь, невинных ни в чем.

Опять потрясения вызовут войны,
И бедствия выветрят дух перемен,
Не зря же Нарбонн и Байон беспокойны,
Им больно от горя, страданий, измен.

Скорее! Нужна медицинская помощь,
Внимайте, Цидрон, Рагуза, Сент Жером.
Смерть принца уносит из отчего дома,
Восток метит венгров могильным крестом.

Все небо звенело от воя драконов.
Свет солнца был виден и ночью и днем.
Кабан с человечьим лицом рвет законы,
И речи зверей полыхают огнем.

Женевцев томить станут жажда и голод,
Но Бог ослабевшему помощь дает.
В Иллирии скорбь будет действовать скоро.
Поверьте, что флот в этот порт не войдет.

Шах Персии будет с коммерческим флотом.
Судам боевым - оттеснять мусульман!
В Цикладах грабеж, будут в Лидии их аванпосты,
Им отдых в порту ионическом дан.

Пятнадцать солдат, что в заложники взяты,
Спасут королю и поместья и жизнь.
Везде демагоги словами богаты,
Дела же их склокой и смутой взвились.

Сгущаются в небе суровые тучи.
Сеть бросила тень и в Отон и в Генес.
С двух башен поля видят двое могучих,
Как будто на куполе меч, а не крест.

До полувойны разрослись несогласья
Меж серою рубахой и важным бюро.
Правленье под стражей, грабитель - у власти,
И месса в соборе не дышит добром.

Детей острова все равно не щадили,
Совсем уж отчаялись два из семи,
Но всех их поддержки от лиги лишили,
Режим в Монпелье остальным был не мил.

Вторженцы пройдут Пиренейские горы,
Противиться в марте не сможет Нарбонн.
Здесь жизни сгорают, как дождь метеоров,
Над морем и сушей разносится стон.

Лей слезы, Милан, и Флоренция тоже:
Ведь герцог над всем Чериотом навис,
В осаде Венеция, Лангез перепуган до дрожи.
Рим! Стань ты иным и уймись!

От молний страдает невинный ребенок.
Дофин без руки в королевском дворце.
Вся жизнь будет взорвана бунтом и стоном,
И трое знатнейших - в терновом венце.

Шум парка наполнен бедой небывалой,
Созвездья прольют окровавленный свет.
На палубу мачта, как факел горящий, упала,
Теперь Инсурбия не встретит рассвет.

Дождалися выборов нового папы,
Но рано достойный погиб кандидат,
Из древней гробницы вампировы лапы
Послали внезапно подсыпанный яд.

Когда дезертиры готовы на подвиг,
То был император на казнь осужден,
Страна содрогнется от яростной нови,
И в крепости много истлевших знамен.

Пришел лишь один, подгоняемый страхом,
И страстная женщина скрылась из глаз.
Пусть знать под угрозою скорого краха.
Большой человек разозлится на власть.

Быть сильному землетрясенью в апреле,
И выплюнет мрамор гробницы земля,
Дрожь древних костей люди скрыть не хотели,
Монашеский орден создать здесь велят.

Он сам разрушал все благие надежды,
Когда двадцать месяцев правил страной,
Тиран распинал человечность и нежность,
Но был еще худшим правитель иной.

Зеленые мысли вредны для реформы,
Раз плод недозрел - не срывайте его,
Потомков никчемные сдвиги не кормят,
И ложное благо не даст ничего.

Письмо вынимает раздоры из ножен,
Мечом перерублено древко копья, О, Рим!
Здесь проклятьем усобицы гложет,
И дух разрушения не даст всем житья.

Поля и сады этой вести не рады,
И крыши домов побелели как мел.
Избиты отчаянным штормом и градом
Вивере и Торнон, Монсерра и Праделл.

Он схвачен толпой у дворцовой колонны,
И город в осаде спасется из тьмы.
Позднее судьба не была благосклонной
К вождю, что когда-то бежал из тюрьмы.

Погибнет великий Бейлиф Орлеана,
Замучен он мстящей, коварной рукой,
Ему ноги, руки связали обманом
И пыткой отправили в вечный покой.

Фонтаны заманчиво искрятся ядом,
Отраву струит лицемерный привет,
Теперь Генуе милосердья не надо,
Семь бритых голов чтят обманчивый свет.

Кто видел, как светится лампа Трояна?
А рядом разбитый грустит акведук,
Златой и серебряный сон прерывать еще рано,
Клад врыт был в давно заколдованный круг.

Настанут эпохи великих империй,
В несчастье и зле там живет человек,
Когда ж у темниц будут выбиты двери
И вольно вздохнет обездоленный век?

Столетья отыщут забытые книги.
Мой факел в иных оживет временах,
Где троны исчезнут в восстаньях и сдвигах
И принцы в могилах прочтут письмена.

Предвижу реформы и честную дружбу,
Мечь, вложенный в ножны,- не самообман.
Поместья, поля и сады делу мира послужат,
Закон станет другом залеченных ран.

Вождь лондонцев править Америкой станет.
Шотландию холод во льды заковал.
Антихрист на троны и Церковь восстанет,
Чтоб адский создать на земле идеал.

Везде распростерлись разбои и голод,
И жизнь обезрадит земные пути,
Травой зарастут опустевшие села,
И нет молока в материнской груди.

Предвижу раздел океанских просторов.
И новые страны над белым пятном.
Дуэль кораблей разыгралась на море,
И плавают бочки с продавленным дном. ( )

Взойдет деспотизм философии новой,
Предтеча германской атаки на мир,
Крамольные мысли и смелое слово
Фанатики гнева хотят усмирить.

Сатурн, как и Марс, накалились недаром,
Раз войны жгут местность секретным огнем,
Искусственный ветер, заправленный жаром,
Сменяется диском с холодным дождем.

Да! Не был одетым правитель Перуджи,
Семеркой он схвачен нагим в темноте.
Пусть бунт с неудачами скоро подружит,
И сын и отец смерть несут на кресте.

Солдатское сердце взрывается в бунте,
Доспехи и ночью, при звездах, блестят,
Противники Альбы - без прочного грунта,
И десять на главного злобно глядят.

Когда ни один, ни другой не был выбран,
Добился согласья безвестный Нерзас,
Народ за него: это пастырь большого калибра,
Колонья с Феррарой его не предаст.

У врат у скалы их до сотни сойдется,
И видны ворота с Дизерских вершин,
В Шато с мест других удалец к удальцу подберется,
Друг Рима с крестом: ты, крепись и держись!

Весна, май и ужасы землетрясений,
Град будет крупнее утиных яиц.
Все звезды грозят нам бедой и смятеньем,
Деревья стряхнули встревоженных птиц.

Жестокие муки ждут трех невиновных.
Какой же род пыток для них изберут?
Отраву иль шпаги гвардейцев злословных?
Нет, рот им большою воронкой заткнут.

Взметнувшие Север - в могучем стремленьи
Широко врата распахнуть в океан,
И Англия жаждет расширить владенья,
Тесня паруса неугодных ей стран. ( )

Заброшены в Крым италийские части,
Испанцы зачем-то пробрались туда,
Кто глупо растравит чужое несчастье,
Сам гибнет во вражеских гневных водах.

К вам так благосклонна планета Венера,
Великий султан с африканским вождем,
А Истр и Рейн в грозовой атмосфере,
И берег мальтийский пиратов клянет.

К водам голубого Дуная и Рейна
Приник и большой и упрямый верблюд.
Вся Рона с Луарой его не приемлют,
И в Альпах Петух собирает свой люд.

Совсем не того ожидали так долго,
Ведь выпрыгнул зверь из народной мечты.
Нагих и голодных мятеж взял в дорогу,
С гор катится буря и в души стучит.

Проворный юнец обманул кардинала
И выбил его из позиций былых,
Пускай Акведук с усыпальницей принца того не видали,
К интригам век новый, как древний, привык.

Когда заговорщики шли из Аймара,
Солдаты таились в Ликийском лесу,
Савону и Рону знобило недаром,
От крови, от страха наш трон не спасут.

Застряли у города части десанта,
Народные силы прогнали врага,
Противник уже не вернется обратно,
Чужой ему флот стал теперь его гнать.

Мир губят война, грабежи, наводненья...
И знайте, достигшие горных вершин:
Из хаоса трудно создать возрожденье,
Руины на дне неспособны ожить.

Величье монархии рвут разногласья,
На время лишь счастлив французский король,
Со знати соседей срываются шляпы ненастьем,
И к нам перейдет безысходная боль. ( )

Пойдет далеко молодой полководец,
Но пленом закончится слава его,
А полукабан старика в миротворцы проводит:
Шалон и Мансон слепо дружат с врагом.

Заброшен большой окровавленный город,
Раз здесь побывал человеческий зверь.
Аквилия слово дать Парме готова,
И оцепененье настанет везде.

Проснулся уж в нем полководец великий,
Он золотом славы все войско покрыл,
Он в Африке гложет древнейшие кости и лики,
Солдат его отдых и сон заслужил.

Его нарекут победителем мира,
Чайрен наречен властелином земли.
Раз небо вдали от суровых кумиров:
Террору и страху наш мир - не молись!

Восьмой, третий, первый... летят серафимы
С дерзающим взмахом святого крыла...
Старик был для юноши ангелом зримым,
Поддержка богов от бесчестных ушла.

Две трети их стран изувечены градом,
Италия с Веной поникли разбитой главой,
Над Брессом и выше Байли - кладовые кровавого ада,
Град создан гренобльцем и введен был в бой.

Вся жизнь перепахана бешеным бунтом,
Раз Север мятеж направляет на Юг,
Свои бьют своих на обугленном грунте,
И кровь на кустах появилась не вдруг.

Приходят из Персии вести дурные,
Там все под дождями, разбоем, войной,
И жребий такой же вся Франция вынет,
Готовясь стать новой, бесстрашной страной.

С небес рвутся дротики, камни, раздоры,
Людей и деревья свирепо круша,
Но зверь ужаснется былого террора,
Когда искупления жаждет душа.

Великобритания (значит и Англия) будут
Страдать от разлива взъярившихся вод,
Ее Итальянская лига осудит
И снова поднимет народ на народ.

Увидят вблизи Пиренейские горы
Великую армию в схватке с Орлом,
Войне вскроет вены и армии слабость откроет,
Хоть вождь не повален орлиным крылом.

Ждет Константинополь большое страданье,
Раз в плен византийцев Восток поведет.
Союз христиан может снять поруганье,
Но кто же скомандует: «Смело вперед»?!

Они, точно праздник, справляли поминки:
Великий правитель скончался вчера,
Но тень его с лестью была в поединке,
Идя под защитой креста, льва, орла.

Дикарь стал тираном у мессопотамцев,
Наложницу делит с врагами идей,
Он даже лицом почернел от злорадства,
Скотина, которая топит людей.

Какое оружие сокрыто в ракете,
Которую мчит крыловидный огонь?
Латинское небо рвет северный ветер,
И взорван грозою был венский покой.

Вулкан, как нарыв с раскаленной кровью,
Казалось, вокруг загорелись снега,
Ожоги и жертвы становятся новью,
У Реджио в ранах поля и луга.

Враг трижды захватывал город у моря,
И трижды его отбивали назад,
С испанцем, с Италией, с варваром Франция спорит,
Пожар, блеск кинжалов идут на парад.

В Сицилию толпы изгнанников гонит,
Их голод и смерть обойдут стороной,
Их поздно искать и их рок не затронет,
Раз жизни согреты счастливой звездой.

Те островитяне спаслись от осады,
Дав резкий отпор удалому врагу.
Те. кто голодал, будут искренне рады
Ограбить врагов, что в смятенье бегут.

В колодце покоится жертва ошибки:
Убили служанку замест госпожи,
И брошка на платье резвится как рыбка,
Самой госпоже до венца не дожить.

Подвластна вся армия воле тирана,
Но злоба разбилась о водную ширь,
Семнадцать судов не дорвались до брани,
И Рона повергнута в праведный мир.

Она станет жертвой неправого гнева,
На казнь обряжают супругу и мать,
Здесь суд сеет зерна преступного сева,
Там небо сумеет ее оправдать.

В грядущем предвижу расцвет астрономов.
Науку о звездах не сжечь на кострах,
Шестнадцать веков и семь лет вспомнит умный потомок.
Открытья не меркнут во всех временах.

Святыни им видимы будут у Трикса,
Но их осквернять не осмелятся днем. Каркассон!
Будь рад, что немилость продлится,
С вторжением справятся долгим путем.

Настанет большой ледниковый период,
Весь мир нарядив в горностаевый мех,
Костры среди льдов машут красною гривой,
Черверг надевает военный доспех.

Да, жителей прежних не станет в Марселе,
Спасались повсюду, включая Лион,
Убитых и пленных смогли сосчитать еле-еле,
Число их составит почти миллион.

В Италию вторгнется армия галлов,
И римляне, изнемогая в борьбе,
Опять близ Тицина о страха воспряли,
Но под Рубиконом им не до побед.

Лежит в одинокой могиле .правитель,
И берег реки стережет его прах...
За золото титул другому купите:
Плебей держит знать в драгоценных тисках.

С Ажана, с Лектора придут Артомиксы,
В Сен-Феликсе служат иной Отче наш,
Несчастья к базанцам в то время проникли,
Кондон и Марсан на подмогу спешат.

Эдикт благосклонен к любым наслажденьям,
В законы вольют обольщающий яд,
Венера мечтает о сладостном зелье,
Где с солнцем был смешан ночной виноград.

Монаху и мастеру люб этот город,
И оба сидели у стен и у врат.
У женских секретов сломались опоры,
И похоть не сможет бессовестно врать.

В день праздника были сраженья и беды,
Коней после боя накормят овсом...
Возможно ль Равенну поздравить с победой?...
И поле Перуджи познает разгром.

Все церкви и все синагоги зачахнут:
Исчезнут обряды в две тысячи сто пятьдесятом году
И Крест и Давидовы звезды истлевшею славой запахнут,
Но милость небес люди в новом найдут.

Ну, с чем мы придем к двадцать первому веку?
Сошедший с горящего неба - теперь повелитель земли.
Конец и начало столетья мятежным живут человеком,
Открытие Марса свободе грозит.

Тунис и Алжир расшевелены персом.
Пять штурмов французам легко ли сдержать?
Леон с Барселоной пока что не тронуты бесом,
И горько Венеции бурь поджидать.

Урод троерукий иль демон сражений
Три трона для Эндимиона несет.
Бенекльский берег фуцинские волны оценит,
И порт Лориньона война захлестнет.

На горе всем тем, кто не с ним и не с ними,
Хромец дотянулся до важных постов,
Позор для страны это громкое имя,
Зверей не смягчить христианским крестом.

Был силою взбешен великий племянник,
И грек малодушное сердце растлил,
А герцог процессом Феррари и Асти поранит,
Так жизнь пантомиму в слезах воскресит.

Поруганы будут старинные храмы,
И дети ограбят своих матерей,
История ставит еще одну драму:
Арабов и Польшу покинет еврей.

Изгнанники, верьте, на родине будут,
Пускай им грозят отовсюду враги,
Триумф возрожденных никто не забудет,
Семидесяти трем казнь не вправит мозги.

Король был избит полудиким солдатом,
И жадная мать довела их до ссор.
Но вот заговорщик идет на попятный,
Всем варварство это урок и укор.

Тюрбан голубой завладеет всем Фойксом
Пред тем, как Сатурн совершит оборот,
А белый тюрбан спорит с Турцией громко,
И звезды на мачты судов созовет.

Минувшее в нем оживет в настоящем,
И мысль сохранят, как вино в погребах.
Такой весельчак был бессмертьем украшен,
И церковь пред словом утратила страх.

Их парус летит на свиданье с Эпиром,
Стремясь Антиохии помощь подать,
И черные волосы вьются над миром,
Чтоб рыжебородым пришлось бедовать.

Их видят и Сена с Осоном и Роной,
Привал их вблизи Пиренейских вершин,
Недолго пришедшим под знаком Анконы
Все судьбы и моря и суши вершить.

Неаполь, Флоренция, Фаенца с Имолой
Натерпятся горя от их неудач.
И был недоволен несчастный из Молы,
Дразнивший начальство, терпи и не плачь!

Германцы и их боевые наймиты
Пойдут на английский военный союз,
Нашествие будет, я верю, разбито,
Но многие жизни в боях пропадут.

Германия станет могучей и сильной,
Ее укрепляет троянская кровь,
Народы с Востока смешались бы с глиной,
Но мощь из возмездья рождается вновь.

Он был отличен королевским указом
И флот покидал для высоких постов,
Но семь лет спустя был отозван приказом,
И варвар к Венеции будет суров.

Приезд короля бесполезен для славы,
Бунт - праздник для жителей новой страны,
Свободными грубою силой не правят,
Энергия смелых там жизнь осенит.

Убийца тайком покидает град Ферстод,
Чернеет на пашне заколотый бык.
Здесь плащ Артемиды взметается облаком дерзким,
И пепел вулканов к погибшим приник.

До смерти всей жизни семь тысячелетий,
Но трупы воскреснут в истлевших гробах.
Пред страшным Судом невзлюбившие света.
Пора, на колени, и ужас и страх!

Сийенский тиран овладеет Савоной,
И Форт не подпустит рои парусов.
Две армии рвутся к дорогам Анконы.
Вождь! Страхи похуже взбесившихся псов!

Чей труп возле дома злых птиц беспокоит?
На золото можно сухарь променять.
Ведь бушель пшеницы так дорого стоит,
Что люди друг друга готовы пожрать.

Верона, Винценца и вся Сарагосса -
В крови, что стекает с преступных мечей.
Злодеев, бандитов к ответу не просят...
Как долго нам ждать благодатных лучей.

Эпоха его безнадежна для слабых,
Сильнейший и умный победы стяжал.
С ним гвардия многие земли разграбит,
Но в снежной стране победитель пропал.

Они будут справа, а вождь - на кубическом камне.
Вершины сияют бессмертным добром,
Но левой рукою зажженное пламя
Не гасят суровым и замкнутым ртом.

Пусть храм устрашит рукоятка кинжала.
Антенор! Твой город тирана убил.
Растоптаны те, что ему угрожали.
Такой деспотизм народ не любил.

Отца вместе с сыном так зверски убили.
И был губернатор под сенью шатра.
Мать плачет над тайной сыновьей могилой,
Где светлая зелень уходит во мрак.

С прибрежной волной будут ладить французы,
Амбрасия с Трасией хлынут в Прованс,
Законы и нравы их здесь они сгрузят,
Чтоб след свой надолго оставить у нас.

Мир ждет повелителя света и знании.
Казалось, что он никогда не придет.
Дорогу Гермеса мостят ожиданьем,
И гений Востока в любви оживет.

В столетьях останется жесткое имя.
Рок дарит трем судьбам наследье свое.
Не злоба веселье народа поднимет,
А дело, которое совесть найдет.

Свет молний в Бургундии будет зловещим, ( )
Точь в точь раскаленные копья в аду,
Санкристы в сенате коварством заблещут,
Раз тайные цели врагу отдадут.

Откажется немец от веры христовой,
К языческим жизнь повернет временам,
Душа его будет в темнице суровой,
И он за жестокость поплатится сам.

Духовную тьму пронесут перигортцы
До Роны, до темных ее берегов,
И проповедь в церкви у нас предаете»!.
Гасконь и Бибера дают ей врагов.

Шалаш его любит обветренный воздух,
Отребье поможет его приютить,
Но Экс, Лилль и Воле не дадут ему отдых,
И след его время не может забыть.

У немцев победы ведут к пораженьям,
Один из двух флотов Италии верен стране,
Имолу, Флоренцию ждут пораженья,
Отца вместе с сыном убили в шатре.

Он Англию всю на колени поставит,
Хотя он скорее палач, чем король.
Законность и честь он на плахе кровавит,
Как скоро судьба даст ему эту роль?

Беда, коли мир куплен страхом и кровью.
Два русла зажаты в железной руке,
Жестокость и злобу Нерон сделал новью,
Но был Кальвероном убит на реке.

Его «отличили» в великом сенате,
Добро отобрав и лишивши всех прав,
Как нищий и раб, без надежд на расплату,
Он жил меж чужими, участья не знав.

Сам Гордый Нептун черный парус заметил
В Калькре, когда флот огибал Рошеваль.
Кто ж умер, коня избивая злой плетью?
И меж двух морей воцарится печаль.

Пожар озаряет свистящие стрелы
И черные чаны с кипящей смолой,
Противники стены разрушить успели,
Предателей скрыл тайный ход под землей.

Конец октября двадцать пятого года,
И век двадцать первый с тягчайшей войной,
Крушители веры своих устыдятся народов,
Шах Персии смят египтянской враждой.

Крест будет служить единению мира.
В Европе король миротворцев умрет.
Властитель Селин рад Италии милой,
Пиратов к порядку закон призовет.

Когда превратится честь Экклезиаста
Во время идущих по солнцу часов,
То церковь падет вместе с правящей кастой,
И бури приносят нам дикое зло.

Ну, что ж полумесяц в Селине, с победой!
Рим ищет защиты и прав у Орла,
Тицин и Милан этих бед не изведал,
Великий король! Знай об этих делах.

Не даст ничего этой тройке Антихрист.
На двадцать семь лет затянулась война,
Все реки в крови. Трупы делают землю нечистой.
Мыслители гибнут; преступников греет страна.

Правитель чужой восседает на троне,
И к смерти идут королева и сын,
Зато конкубину злой рок не затронет,
Раз сам победитель красой ее сыт.

Тех тридцать до тла разорили квириты,
Досталось доносчикам все их добро,
Изгнанники в трюме дощатом сокрыты,
Корсар их сменяет на шпаги и ром.

Народ домогается новых жакерии,
Разделится поле гражданской войной.
Ослабнет железная воля империй,
Былое растоптано гневной сестрой.

Нептун выпьет кровью наполненный кубок,
И Галл с пуникийцем уходят ко дну.
Меч в ножнах, но мир острова не полюбят,
Мечта о пространстве не может уснуть.

В темнице томятся матросы с Востока,
Их взяли шесть немцев с шотландским вождем,
Калькре до Испании топчет их роком,
Рабов, как подарка, шах Персии ждет.

Здесь ночью беззвездной мечи обнажатся,
Зря в Парме пришельцы бывали сильны,
Ведь семьдесят девять лихих чужестранцев
Погибнут на фронте гражданской войны.

Две силы терпели друг друга недолго,
Тринадцать годов выждал варвар-тиран,
Корабль государства разбили пороги,
Хоть вождь был грозою чужих ему стран.

Вблизи от Тицина французские силы,
Под синей горой этот мыс возведут.
И распря тут водную роет могилу,
Раз души усопших разлив По клянут.

Брагамас еретикам двери откроет,
Воинственность церкви при нем возрастет,
Здесь мертвые буквы идут грозным строем,
И только живая любовь не цветет.

Гречанка казалась античной богиней,
Успех ее цвел средь дуэлей и ссор,
Однако в Испании власть ее сгинет,
В темнице ждет казни пленительный взор.

Внезапная радость сменяется грустью,
И Рим потеряет священный покой,
Кровь, слезы и плач будут вызваны жутью,
И войско врага растекалось рекой.

Предвижу борьбу городов меж собою,
Борьбу без оружья за право на жизнь.
В Ажане и Эксе оплот монополий,
Бордо и Тулузу им надо загрызть.

Муж чернобородый умеет сражаться,
Презрев величаяшую ярость и гнев,
И Генрих Великий способен сражаться,
Спасенных из плена в Селине пригрев. ( )

Весь город охвачен тревогой и страхом,
Жалея напрасно разрушенный мост,
Маньяк, политическим поднятый крахом,
Занял генеральский, ответственный пост.

В Марсане, в Наварре нет хлеба ни корки,
И голод всему угрожает Бордо,
Тогда даже жолудь и винные пробки
Покажутся жителям вкусной едой.

С ним связан восход человечной эпохи,
Приходит нам давший великий закон.
Война меж своими при нем не заглохнет,
Достойный преемник ему не рожден.

Фезанская армия хлынет в Европу,
Под отблеск пожаров на взмахах меча,
Всю зелень и синь черным дымом затопит,
И вождь азиатов руины встречал.

Течет в его жилах кровь злобной горгоны,
И он разрушает деянья отцов,
При нем будут совесть и слово в загоне.
Но сгубит себя этот вождь подлецов.

Коварный галерным командовал флотом,
Стремясь подавить и протест и мятеж,
Уловки слабее взбесившихся глоток:
«Хватай командира... Души его... Режь!»

Столетья совсем перестроят дороги,
Кто может узнать прежний путь на Мемфис?
Меркурий с Гераклом ведут самокатные дроги,
И скорости эти сорвут Флер де Лис.

Расколото молнией небо Бургондцев,
К худому шестая планета блестит.
Чудовищный зверь стал бродить у колодцев,
И бунт всю весну на дорогах свистит.

Большой человек оказался плененным.
Покой лечит раны и тел и души,
Но он не из тех, кто навек побежденный,
Спастись от врагов он серьезно решит. ( )

Стрекозы командуют бурей и ветром,
Железная буря - в груди у стрекоз,
Эрвин и Антибы войною отпеты,
Кто жизнь защитит от смертей и угроз?

Огромную траншею близ большой реки прорыли,
Разделена она водой на пятнадцать частей.
Пожары кровавы, крики и битвы город охватили,
Столкновением озабочено большинство людей.

Пускай Огмион видит Константинополь,
И варваров хочет оттуда изгнать,
Меж ними и Францией вырыта пропасть,
Нам зло за решеткой придется держать.

Тоска пролилась в колокольные гулы,
И кровь генуэзца Женева и остров прольют,
Стон, вопль, мучения с бурей проснулись,
И бесчеловечность найдет здесь приют.

Злодейство замучает женщин невинных,
Кровь вдов потечет от великого зла,
Пожар от свечей угрожает иконам старинным,
И ярость людская в движенье пришла.

Пожалуй, во вред себе действовал герцог,
Сильнейшего друга куда-то сослав,
Деспотии в Пизе и Люкке с ним бились совместно,
А трезвый дикарь виноград собирал.

Король вместе с герцогом всех победили,
Огонь лижет бронзу тяжелых ворот,
Пожары разрушенный порт осудили,
Горящий корабль в воде не живет.

Смерть правит и Каппой, и Тетой, и Ламбдой.
Сойдет справедливость с распутья дорог.
Когда же законность подружится с правдой,
И судьи - их девять - уйдут от тревог?

Волной бьет преемника Девкалиона,
И город с небес поливало огнем,
А Либру не тянет к ее Фаэтону,
И флот африканцев сардинец клянет.

Фатальны и тягостны судьбы Фоцена,
И выполнен будет суровый приказ,
Весь порт, точно волнами с гневною пеной,
Был залит врагом, что всем спуску не даст.

Мгновенно строй лодок становится мостом,
Солдаты на берег иной перешли.
Семь сбиты копьем, что отточено остро,
Брюссель от волненья и страха дрожит.

Орел пролетает над солнечным градом,
Оракул семь месяцев знал про поход,
Стена на Востоке кирпичным взлетит водопадом,
Семь дней злой противник стоит у ворот.

Племянник у Папы идет в дезертиры,
И семь христолюбцев настигли его,
Ударив в лицо кулаком, точно гирей,
Один из них позже добьется всего.

Величье империи смято разрухой,
Раз Север сумел за себя постоять,
Идут из Италии горькие слухи,
С тревожной Испании нечего взять.

Спасайся уловкой, раз чуешь засаду,
Король перед врагами на трех сторонах,
Измена в Лонгине была хуже ада,
И слезы повисли росой на стеблях.

Сокровища скрыли в собор Гесперийцев.
Куда? Лишь немногим известен секрет.
Голодное рабство бунтует и злится,
Стремясь к золотому сиянью монет.

Боятся за будущность Австрия с Веной,
Решение вынес Великий Совет.
Здесь ветер трясет деревянные стены
И красит колонны в рубиновый цвет.

Голодные рыщут у логова волка
И думают зверя живьем захватить.
Здесь старший пред крайним проявит сноровку
И властных в толпе бесполезно учить.

Его англичане отвергли с позором,
Гнев сжег бредовые советы его,
Партнеры непрочною стали опорой,
И выродок так и остался врагом.

Замучились кони от быстрого бега.
В Олтении замки и села горят.
Хотя их вожак повторяет Олега,
Ему не отстроить разрушенный град.

На милость врага осажденный не сдался,
И он не откроет ворота врагу,
Пока Арбуа и Лангез будут с Брешией драться,
То в Доле засаду врага уберут.

Он в Бельгии встречен с великим почетом,
Но жизнь триумфальный срывает парад.
Век грубо порвет с позолоченным гнетом,
И он уж теперь своей славе не рад.

Развенченный будет в постыдном изгнанье.
В камзоле припрятаны яд и письмо...
С его тиранией страна в расставанье,
Убийство и страх не покинули дом.

Обрушатся воды на град осажденный,
И новые бедствия с ними придут,
И все же доволен был страж удивленный:
Внезапной атакой людей не убьют.

Не верьте восторгам последнего штурма!
Есть корни возмездья в гражданской войне.
Владеют кинжалы восстанием бурным,
И слезы и кровь заструятся сильней.

Шилон - чужестранец поделит добычу,
И гневом окрашены Марс и Сатурн,
Латинцев с Тосканцами страхи разыщут,
И Греция ждет пробуждения бурь.

Юра и Суабия - в сильных туманах.
Посеявший битвы увечья пожнет.
Руинное время из мглы не воспрянет,
И рана солдата, поверь, заживет.

Агент с Аквитании брошен в темницу,
Кельт длинноволосый его разглядел,
Какие же силы теперь под запретом?
И кто напряженность создать захотел?

Была им проиграна битва ночная,
От сына родного бежал капитан,
Ушли его люди, восстать не решаясь,
И звезды оплачут покинутый стан.

То будет ему испытаньем для власти,
Вершителю славы и многих побед.
Три ночи терпел этот родственник счастья
И в Библии видит спасенье от бед.

Кто хочет, чтоб Клавдий не правил бы Спартой,
Берется за козни, интриги, обман,
Правитель охаян с преступным азартом,
Хоть все в обвиненьях - ложь и туман.

Огромнейший парус покинет порт Зара.
Враги и друзья не потерпят потерь,
Близ Турции люди бывают недаром,
И третий двоих будет грабить теперь.

Мир - в язвах и трещинах землетрясений.
Созвездья ломают хребты городам,
Дворцы и мечети стоят на коленях,
Безбожник идет по Христовым следам.

Мятеж этот вспыхнет стихийно, без знаков,
Шумя выбегает из парка толпа.
Здесь звери рычат в омерзительной свалке,
И вот окруженец последний упал.

Великого тенью огромной накрыло,
Кровавый фонтан бьет с отчаянных драк.
От копоти с солнца все небо дымилось,
И диск всей луны провалился во мрак.

Но целых полгода и девять дней горших
Дожди позабыли об этих полях.
В Кампанье, в Сиене и в Остии ропщут,
В Далмации чуждый язык не зачах.

Я вижу руинный, заброшенный город,
Он вымер, и жителей нет у него,
Бежали блудницы, убийцы и воры,
И мертвые пушки не ждут никого.

Большой человек погибает в Оксере,
Он скован, и держат его под замком,
Его ж подчиненный стал яростным зверем,
И рок его звездам давно был знаком.

Он, видно, забыл городок у залива,
Где вырос в отверженной темной семье,
Богатство страны в пустыри для крапивы
Уже превращается в черном уме.

Захвачен французами город у Тарса,
Тюрбан был пленен победившим Крестом.
За нас португалец, чтоб Павлова слава не сгасла,
Урбан станет светочем римских мостов.

Бесстрашно лети, парусовое племя,
Сроднившись с грядой грозовых облаков!
Триестский залив терпит грозное время,
Уйдет от Сицилии смелый поток.

Полюбит мятеж серый мрамор гробницы.
Мысль главы медуз на толпу наведет.
Дух мести в бесправие нищих вселится
И злобою трон на куски разнесет.

Кому из низов удается пробиться?
Верхи дорожат вековой высотой!
Не всем обойденным дано покориться,
И зависть командует ярой враждой.

Король опечален ответами леди,
Послы опасаются жизнь потерять,
Гнев, злоба и зависть стремятся к победе,
Великий не в силах на братьев напасть.

Живой арбалет мечет молнии с неба,
И кровь с лигурийской смешалась водой,
Цени независимость, где бы ты не был,
Лион над орлом вознесен был судьбой.

Был город захвачен коварством, обманом...
Разгул Раубинов вблизи от Ланде.
Предатель-юнец не пирует в их стане -
Убит он; друзья его гибнут везде.

Фальконец мечтал о свободе народа,
Но пленным на черном верблюде сидит.
Он возит навоз для чужих огородов,
И белого черный унизить велит.

В скелет превратится женевское поле,
Страдая от раков, орды саранчи, комаров,
Развяжет войну чья-то дикая воля,
И горек был дым от солдатских костров.

Бывает, что сны выдают в нас пророков,
И в это поверил великий Прелат,
Гасконский монах говорил с ним до срока,
Что выборам будет он искренне рад.

Испанию с Францией ждет примиренье,
И Марс побледнеет теперь от венца,
Но брачное ложе разрушит смятенье,
И трудно уйти от плохого конца.

Гасконь, Лангедок быстро пройдены ими,
Ажанцы держали Арманд и Реаль,
Фоценцы дерутся и новой короны не примут,
И бой под Сент Полом уже грохотал.

Террор поражает и смелое слово.
Трибун из тюрьмы не отослан к врагу.
Смирившийся молит простить его снова:
Таких и законники не стерегут.

Высокие подвиги ждут королеву,
Она на коне поскакала нагой,
Над речкою грива пылает от гнева,
К чему приведет этот яростный бой?

Давно Адриатику штормом шатает,
Здесь в щепы разбиты большие суда,
Египет горячка земли ожидает,
И горем пропахла морская вода.

Вожак, из Осона, в Испанию хочет,
Но путь его прерван в Марсельском порту,
Тоска перед смертью смежит его очи,
Предвидя грядущее чудо в цвету.

Жестокие звезды сойдутся для встречи,
К величью могучий придет властелин,
Убийца безвинных, он бесчеловечен,
Рейн с Эксом под гнетом безумных годин.

Так, трое рук будут с двумя главарями,
И в городе мало воды питьевой,
В изгнанье уходит, кто роком поранен,
Страна примирилась с судьбой горевой.

Провел неудачливо выборы Франкфурт
И этим усилил враждебный Милан.
Разбив Лорелей златокрылые арфы,
Над Рейном солдатский гремит барабан.

Бичоро, Бичоро! - кричат эти люди,
В Байенну сбегаясь со многих мостов,
Тулузцы, Арнанцы здесь с гордостью будут,
И Монт Адрианцы услышали зов.

К Шартрезу прорвутся Бурже и Ла Рейнцы,
Антониев мост будет видеть привал,
Семерка за мир, ибо схватка бесцельна,
И скорби Париж осажденный встречал.

Гриффон будет править Восточной Европой,
Где белых и красных пьянят грабежи.
Весь Север глядится в духовную пропасть,
Второй Вавилон любит ритмы машин.

Столкнулись великие скалы друг с другом,
И рушится город в провалы земли,
Из кратера лава расплескана к Югу,
И брег Аретузы был кровью залит.

Честь викингов смешана с кровью немецкой,
И он занимал позолоченный трон,
И рабство и воды знакомятся с дерзким,
Он знатною женщиной не укрощен. ( )

С Сардинии в Корсику флот не прибудет,
Обидно за Францию в этой стране,
Ведь, веря ей, гибнут и мучатся люди,
А берег так ревностно ждал кораблей.

Что ж, сын короля стал отличным лингвистом,
Но с старшего брата корону не сбил,
Тесть младшего был возмущен и неистов,
А зять его жизнь и мечту погубил.

Сатурн приглашает на грустные танцы
Страну наводнений: повсюду вода разлилась,
Зато нас теперь окружают испанцы,
Раз свадьба троянскую кровь понесла.

Друзья не хотят его видеть скитальцем,
И с ними король был у речки Хебрус,
В горах Пиренейских он мог бы остаться,
Но землетрясенье наводит на грусть.

Живет в нем кумир заповедных собраний
С паучьим крестом и рогами быка,
Безумный кабан изрыгал заклинанья,
И славу его проклинают века.

Да, храм от Туфонского леса отрезан,
И был в Монтлехери унижен прелат.
«Мой герб на монете! Держи, не побрезгуй,
Чеканю их сам»,- ему герцог сказал.

Кто будет посредник с империей смерти?
Спешит в Антиподы из Ниццы король.
Пал конь под ним; в лучшее время не верьте!
Грабеж побережья доставит нам боль.

Любовь может стать божеством и болезнью..
Но есть ли согласие церкви на брак?
Венец для великого держат над бездной.
Для бритых голов он гонитель и враг.

Весь округ в плену у золы и развалин.
Седьмому и пятому горестно жить,
А третий надежды в мечи переплавит,
И армиям ближе не Эск, а Париж.

Огромную армию жди с Барселоны,
И вот уже страхом ореян Марсель,
И страх острова очень сильно затронет,
Предатель плывет, чтобы скрыть свою цель.

Антоний! Какое эффектное имя,
Но это же, в сущности, жалкий позер,
Зачем порт Эслей разъяренной волной опрокинет,
И волны поглотят бескрайний простор.

Кто помнит его скаловидные формы?
Зверь виден у моря над желчью песков,
Ему корабли станут лакомым кормом,
Савой весь Турин обневолить готов.

Вся плоть золотистым пропитана медом,
И связанный между двух лодок лежит,
Он сходит с ума от пчелиного сброда,
Сонм крохотных жал эту жизнь сократит.

Трепещут поля вдоль извилистой Роны,
Им горько под знаменем антикреста,
Скольких наводнением сильным затронет,
И многие будут шептать и роптать.

Калас и Аррас пособят Терроане,
Когда же придут и порядок и мир,
Отряд с Аллоброкса спустился к Роане,
Но марш убежденных был все-таки сир.

Мы слезы и кровь осушить не сумели.
Конек на часах был давно нездоров.
Летят на горящую крепость в Марселе
Древесные бивни военных судов.

Быть в Мозеле яростным островитянам,
И люди Луары во власти смертей.
Вот город морскую погоню притянет,
И с башен видны паруса кораблей.

Богатства и земли своим обещая,
Увяз этот демон по горло в крови,
Два сильных великий союз заключают,
Желая вампира совсем затравить.

Отрезана помощь с Эгейского моря,
Убит был старик, что хотел воевать.
Король с королевой в соблазне и горе:
И Кипр не может с врагом совладать.

Все тридцать уже собираются в Лондон,
И заговор должен сместить короля.
День выборов новой элитою создан,
В низинах вкус крови почует земля.

И будут обмануты знаменем бунта
Богемцы с Наваррой и Венгрия вся,
Надежны ль теперь фер-де-лисские грунты,
И сможет ль мятеж Орлеан раскромсать?

Столетья взлелеют фальшивых пророков,
Которые тьму принимают за свет.
За что ж ясновидцы в опале у рока?
Нептун из пучины пошлет им привет.

Король благородный в Сардинии будет,
Но только три года он правил страной,
Потом заметались продажные люди,
И он проиграл бескорыстный свой бой.

Семь лет улыбалась Филиппу фортуна,
Но варвары счастье пронзили стрелой.
Расцвет уничтожен смятением бурным.
Что ждет Огмиона с ослабшей душой?

Кирпич превратится в строительный мрамор.
Семь лет и полвека не будет войны.
Большой акведук восстановят недаром,
И полон плодов сад спокойной страны.

Неистовый монстр будет родом с Оргона.
Пусть колокол бьет в Пуатье и Бордо.
Рой парусов подплывает к Лангдону,
И Францию ждет Трансмонтановский гром.

Разбитая Венгрия жизнь переменит,
Законы Востока разлуку сулят,
Кастор и Поллукс! Во вражде ваши тени!
И выпьет столица страдальческий яд.

Был пойман Сатир или Тигр Хиркании,
Везет адмирал драгоценный трофей.
Карманья уже за кормой; флот был в синей стихии,
К Фоцену неслись паруса кораблей.

Двум армиям трудно и тяжко держаться,
В ознобе теперь и Милан и Тицин,
Здесь нету ни хлеба, ни лука, ни мяса,
Защитник кору обдирает с осин.

Грабеж и разбои пройдут по Цикладам,
В беду попадут и Коринф и Эфес,
И в Спарте, и в Пелопоннесе жизнь близится к аду,
Здесь все девять месяцев буйствовал бес.

Он был словно буря в сраженьях на море,
Его называли грозой берегов,
Бежал он из плена, шагнув через горе,
Агриппа спасен для научных трудов.

Его отлучили от тяжбы с народом,
Конями растоптан был дикий тиран,
Он проклят своим же страдальческим родом,
Его не терпел даже собственный стан.

Вождь сызнова бредит немецким величьем:
Решетки тюрьмы не задержат идей.
У Венгрии будет иное обличье,
Но мощь не построишь на крови людей.

В столетьях сто раз умирают тираны,
Ученым и честным сдавая всю власть.
Не скоро затянутся старые раны,
Ведь низость и грязь не смогли обуздать.

Мы сами затеяли адские войны,
А Бог создал нас, чтоб мы были людьми.
Копье и мечи вижу в небе спокойном.
Быть бедствиям, многие лягут костьми.

Под утро быть солнцу бледнее пожаров,
И к северу тянутся грохот и дым,
Что голоду меч, наносящий удары,
И плач материнский столетьям не смыть.

Засохшее черное голое древо
За ночь возродилось, листвой шелестя.
Пусть честную мысль гонят местью и гневом!...
Ведь ею, как солнцем, всю жизнь осветят.

Обманом его отвели от дуэли,
Не ведали все, кто томится в тюрьме,
Теперь правит сын, раз отца проглядели,
Корабль вдали от намеченных мест.

Во что превратилось афинское поле?
Стал форум мыслителей рынком лжецов,
Но кони албанцев их козни расколют,
И свет, точно чудо, слепит подлецов.

Предатель вождя ублажает принцессой,
И стала тоска неземной красотой,
Весь город клянет королевского беса,
Пожаром прославлены меч и разбой.

Не всякий считается с выборной властью,
И кровь невиновных таких не страшит,
Случайно убитые - жертвы несчастья,
Пусть жесткого Бог на суде устрашит.

Страдают от мора Коринф и Никополь,
Зараза идет в Македонию, в Крым,
Мрачат Амфиполис и плачи и ропот,
Яд трупный на улицах трудно отмыть.

Наука! Терпи переходное время!
Как зверь, начинает семнадцатый век.
Цвет серый и черный на крыльях из ангельских перьев,
И церковь суровый ведет человек.

Недолго царили покой с милосердьем,
Хотят взять реванш грабежи и разбой.
Ведь треть миллиона осудят созвездья.
Что ж! Смерть или плен обещает нам бой?

Расплавленным золотом светится небо,
Чудесный огонь стал убийцей людей,
В открытьях есть зло без духовного хлеба,
Изгнанье и смерть появились везде.

Последний период всю землю задушит,
Сатурну нас йоздно спасать от обид.
В империя множатся черные души,
И вырвет Нарбонн ее глаз из орбит.

Полощется труп его траурным флагом,
В петле капитан, но нетленна душа.
Склонитесь антенны волшебною шпагой!
Пусть ветер завоет во многих ушах!

Пяти в тот же срок быть владыками церкви,
Правленье достигло семнадцати лет,
В преемники выйдет иной, уж поверьте,
Кресты не светлеют от дерзких примет.

Прелат пострадает от зависти черной,
Гонец и он сам - в западне у других,
Зачем же на свете деяньем позорным
Расколото дерево статуй святых?

Не сменишь его нашей прежней короной:
Он с армией как император и бог.
Солдат его в дальней стране погибает и стонет,
Вернувшийся вновь разорит свой чертог.

И вот к Новеграду правитель стремится,
В бараний хозяева скручены в рог,
Из тюрем вернут палача и убийцу,
Чтоб кровь просочилась в державный чертог.

Отцов ли удержишь от смелых стремлений?
И губят детей на глазах у отцов.
В Женеве народ вовлечен был в движенье,
И смяли вождя с деревянным лицом.

Италию будет знобить от волненья:
Не верят друг другу орел и петух.
Никто не избавит их от опасений.
В испанцах и кельтах дух злобы потух.

От Тибра до Либии веет грозою,
Бьет пламя из замка и окон дворца,
Строитель больших кораблей - пред огромной бедою,
Ему не уйти от плохого конца.

Правителю надобно быть в Авиньоне,
Когда опустеет от распрей Париж,
И гнев каннибальский Триканцев не тронет,
На смуты Лион променял гладь и тишь.

Змея подползет к королевской постели,
Ночь видела роды, не лаяли псы,
Тебя, новорожденный, небо хотело,
Достигнешь ты славы, величья, красы.

Меркурий суровой становится силой,
Так ждите великих реформ под луной.
Когда королей революцией в Англии било,
Шотландское пламя взрывалось грозой.

Не зря запретят боевые доспехи,
Не всех угостят у дворцовых дверей,
Яд в блюде с клубникой не горд был успехом,
Раз жертвы кричали убийцам: «Скорей!»

Он умер, семь месяцев правив прелатством,
И в схизме позднее был изобличен.
Правитель Венеции строил и мир и богатство,
Семь месяцев ведая светлым лучом.

Флот делят на три боеносные части,
Вторая найдет пораженья и скорбь,
С Полей Елисейских доносятся плачи,
Часть первая мстит за безмачтовый гроб.

Пусть парус расширит границы империй,
И новый корабль летит над волной.
Гляди: две порфирных колонны украсили берег.
Держи, биакрийцы, заложников, это надежней, чем бой.

Война впереди, а не сон о свободе,
Хотя и убит был Селимский тиран.
В ком вспыхнула совесть, тот к мести негоден,
И страхом почет этой женщине дан.

Великий француз одолел оборону,
Велик нанесенный Италии вред,
Не пустят в изгнание четверть миллиона,
И люди у моря натерпятся бед.

Да, скоро появится гений на свете,
Что станет орнаментом новых времен,
Искусство и мысль всех последних столетий
Еще не видали столь мощных знамен.

Два брата придут из Испании старой,
Стал старший грозой Пиренейских вершин,
Германцы польются кровавою лавой,
Но все же не им судьбы мира вершить.

Вождь хочет увидеть германским вассалом
Брабант вместе с Фландрией, Кант и Бруджес,
Но он был враждебным разбит идеалом:
Кавказец взял Вену и замки окрест.

Навет был обрушен на младшего сына,
Чтоб грозное дело в стране затевать,
Но старшему ясно, что брат неповинен,
И оба смогли клевету обуздать.

У озера смелое слово низвергнут
И кто воспрепятствует планам врага.
Медлительность станет крушеньем безмерным,
И грабят албанцы испанцев в горах.

Враг правильный путь выбирает из форта,
И вот к бастиону повозки спешат,
Буржеские стены нашествием стерты,
Побитый злодей Геркулесу не рад.

Тиран гонит чудо из лабораторий.
Немногих закон серафистский спасет.
И Вена с испанцем презрительно спорит,
Низмес, Орлеан с ней составит оплот.

Одним близнецом монастырь был построен
На крови героев с крестом на груди.
Здесь слава Вописка не знает покоя,
И орден могуществом мир удивит.

Полки бунтарей на захваченном поле,
И много пустых и покинутых мест.
Народ! Нет тебе благоденствия боле,
Раз братская бойня готовится здесь.

Есть сила в ученье и вымыслах Мора,
Ее сквозь века понесет Борисфен.
Здесь бурей ломает гнилые опоры,
И шторм стал стихией иных атмосфер.

Правление двух будет очень коротким:
Лишь год и семь месяцев длился покой;
Стрела Армоника младым завоевана волком,
Правители слышат разбойничий вой.

Так! Шелест ветвей вызывал эти тени,
Могучей державы, забывшей покой.
Эгейское море шумит парусами в движенье,
И трудно к Тирренам пробиться с волной.

Мундиры солдат затопили весь город,
Сегодня пощады не ждать никому,
Один лишь не схвачен сверхзорким дозором,
И трупы убитых живых не поймут.

Отступников скоро посадят в темницы,
Сурово связав по ногам и рукам,
Под знаком креста будет вера двоиться,
Фанатик с еретиком бьются века.

Один пропадет беззащитный корабль,
Но слабость утратит союз кораблей.
Штурм слаб. Братислава! Здесь враг не пограбит,
И к варварам Любек притянут сильней.

Могучий король всей Испанией правит,
Чтоб с моря и суши ударить на Юг,
Теперь полумесяц всей сворой затравят,
Но тени крестов загрустили не вдруг.

Падет фанатичная страсть к разрушеньям,
Раз вера тверда точно лучший гранит,
Безбожное слово подвержено тленью,
И злой фанатизм наш храм не сразит.

Все небо окрашено кровью пожаров...
И ночь озаряют мечи и разбой.
Здесь перс македонцам наносит удары,
И Рона истерзана зверской войной.

Фосанца нашли с перерезанным горлом,
И гончие псы верят в черный успех,
У скал Тартаанских дыхание сперло.
Февраль! День тринадцатый знал этот грех.

Сестра у Великой Британии будет,
Рождения брата ей ждать пятнадцать лет.
Их путь хоть и славен, но горек и труден,
Реформы в кровавый наряжены цвет.

Мне жаль обреченных поборников правды,
Не сбивших замки с воспаленного рта,
Ось мира ждет крови, сгорая от жажды,
Чтоб роза из нови могла расцветать.

У дикого жара могучий источник,
Когда на термометре сорок и пять,
До неба взметнулися пламени клочья,
Норманнам ответ на процессе держать.

Я знаю, что часть синагог опустеет.
Библейским легендам сломают крыло.
Но только мученья и слезы евреек
Нельзя превращать в исторический лом.

В мундирах солдат побережья Арама,
И армию новый ведет человек,
Потухнет в Милане военное пламя,
Вождь в клетке железной окончит свой век.

Дождемся, когда обветшают мечети,
И рот полумесяца с неба собьют,
Двух ранят два «А» близ морей на рассвете,
И верой иною пришельцы живут.

Ни меч, ни пожары того не достигнут,
Что может взять дьявольски хитрая речь.
Пойми же, король, что иллюзии гибнут,
Что крови напрасно ненадобно течь.

Две речки красивейший город омыли,
Но римлянин Понтиф не вступит на мост.
Кровь брызнет на землю, покрытую пылью,
Чтоб куст яркиз роз из несчастия рос.

Империя варваров встретит крушенье
Скорее, чем Феб совершит оборот,
И Сирия встретится с преображеньем,
Раз новый расцвет в Палестину придет.

Крепит Португалию умный правитель,
Надолго он мир обеспечит стране,
Он прежних традиций упорный хранитель,
Такой не подпустит народ свой к войне.

Рвут уши раскаты свирепого грома,
Град бьет по Кондону мельчайшим ядром,
Эдиктом был дух всех изгнанников сломлен,
И сильное горе металось кругом.

Безглавый собор над небесной пустыней...
Огромнейший город в руинах лежит,
Яд, смешанный с кровью, двух рек не покинет,
И месяц и солнце злой дух сторожит.

Судьба переменит военную славу.
Посеявший штурмы руины пожнет.
В цветах - берега: трех детей учат плавать,
Сквозь уголь и горе весна прорастет.

Не верьте, что враг не войдет в этот город,
И герцог напрасно не ведал тревог,
Уловкой врата отпираются скоро,
И кровь на мечах так порадует рок.

Ко дну идут в бурях столетий триремы,
И летопись рвут, будто парус, ветра.
Пусть к варварам благостно жесткое время:
Клянет их историк разбегом пера.

В Фессалии, в Кандии тысяч пять пало,
Конец авантюрной затеи вождя...
Он скрылся, и бурей корабль не свалит,
А мертвые в небо чужое глядят.

Воспрянет фанатик идеи кровавой.
Ко льву ( ) жмется солнце над грешной землей.
Будь проклята эта вселенская слава,
Омытая жертвенной кровью людской.

Один на другого поднялись два брата,
И вспыхнет война не на жизнь, а на смерть,
Любая победа умножит утраты,
И пролитой крови векам не стереть.

Лангез покрывался волной полушлемов.
Албанцы проходят сквозь вянущий Рим,
Кровь, горе, огонь здесь пока что нетленны,
И вдовий маркизу не слышится крик.

Когда на термометре плюс сорок восемь,
То варится рыба живою в реке,
В Бигоре и Берне не хватит запасов на осень,
Раз звезды горят в сатанинской руке.

Да! Лагерь был смят и повергнут в несчастье,
Противник умел расправляться с врагом,
Для ульев из пчел одичалых расплата, поверь, сладострастна,
Узрят Пиренеи ответный разгром.

Прольется в восстаниях кровь духовенства,
Кощунства грозят затопить города.
Развалины храмов, как вестники бедствий,
Но истинный свет не умрет никогда.

Отступник к чужим поневоле подался,
И вынужден сдаться наш вождь в Молите,
Но есть смельчаки, что намерены драться,
К суду тех, кто с ними идти не хотел.

Страна будет видеть вселенского зверя,
Все в клочьях роскошные ризы ее,
Купцы, забулдыги, скоты, всем вам не во что верить!
И пресное время здесь гнезда совьет.

Союз трех правителей помнят столетья.
Весь мир обагрен небывалой войной.
Потомки! Нарбонн наш исхлестан был плетью,
И трупы на улицах помнили бой.

Флот вдаль унесен резким северным ветром,
И кельтов пугает решительный час.
Пусть Рим недоволен был Францией дерзкой:
Пророчества стали звучать как приказ.

Две армии сшиблись в свирепом сраженье,
И топчут медовое поле бои.
Вершины Дюранса всей Месопотамии внемлют,
Раз Франция ведает цели свои.

Настанет эпоха невиданных молний,
Их сын королевы в сраженьях добыл,
Во Фландрии рвутся последние корни,
И вот у Испании нет больше сил.

Французские власти, я знаю, прибудут
В Милан и Феррару, в Аквилью, в Кайе,
Вождь Англии Римом командовать будет
Под знаком участливых звезд и планет.

Небо видимо с амфитеатра,
Дочь Лауры больна и грустит,
Ведь опасность вблизи, и она неотвратна,
Бог четырежды бывших в плену да хранит.

Пусть знают, что папский престол передвинут
По воле сомнительных трех королей,
В том Кесарь, не дух христианства, повинен,
Но дух этот выше великих смертей.

Сёк всех осаждающих северный ветер,
Им трудно пробиться сквозь бури и мрак,
Дождь хлещет их плечи струящейся плетью,
И исповедь хуже сражений и драк.

Настанет период недолгих идиллий.
Волк, лев водят дружбу с быком и ослом.
Но манна с небес не летит в изобильи,
Бульдог сядет в лодку с военным веслом.

100

Весь воздух рад серой и ласковой птице,
Что ветку от пальмы держала в когтях...
Большая война, наконец, прекратится,
Хоть умер ведущий народы сквозь страх.

Гудят острова, как встревоженный улей,
Но их не сломает военный сюрприз.
На твердую линию люди вернулись,
С вождем все грабителей бить поднялись.

Во Франции будут террор и насилья,
Завистник падет, пораженный стрелой.
Не казнь ль короля даст нам новые крылья?
Кто ж - друг или враг - нас прославит войной?

100

Дворец короля - точно треснувший Факел,
Ведь с неба летит смертоносный огонь!
Семь месяцев длятся сраженья и драки,
Руан и Эрекс под судьбой горевой.

Смертельный огонь падал с гневного неба,
В костры превращая Тартар с Мозаре,
Но все ж не избегнет отомщенья отребье
Тюрингских, саксонских и прочих зверей.

100

Знать будет низвергнута: снизу придет верховодство,
Взрастут и мощь и мозг армий в грядущих веках.
Жизнь можно утратить шутя и бороться за правду непросто.
Гряди: изобилье у голода с чашей без влаги в руках.

Пожар корабли претворяет в руины,
И пламя в ночи спорит с светом дневным,
В военных уловках два флота повинны,
Победа сокрыта туманом густым.

100

Быть Англии сильной владыкой империй,
Ждет слава ее моряков и солдат,
Ей три сотни лет будут многие верить,
Но луизитанец ей будет не рад.

ВОЗЗВАНИЕ ПРОТИВ КОСНЫХ КРИТИКОВ

КАТРЕНЫ - ДВОЙНИКИ. ЦЕНТУРИЯ 8

Меня поучать не ханжам и профанам.
Клянут меня варвар, глупец, астролог,
У судеб земли исцеляю я раны,
Меня вдохновляет всезнающий Бог

Когда ожиданья многих обманут,
Народ реформаторам грех не простит.
Воздушные замки в декретах завянут,
И сор от иллюзий по свету летит.

Возможен ли искренний мир между ними,
И кто из них выше - монарх или Господь?
Богов отвергают земные кумиры,
Дух Божий в монархе святит нашу плоть.

Народ вызывает и ужас и жалость.
Простой человек обманул сам себя.
Сражаются стаи волков, зубы яро оскалив,
В содружестве всех, никого не любя.

Трибуны лелеяли ропот народа,
Внушая, что Бог будет против него.
Не всем негодующим это в угоду,
Раз добрых деяний не видно кругом.

Надежды на помощь все крепнут и крепнут,
Но, Господи, сколько ж приходится ждать!
Ведь силы народные блекнут и меркнут
И многим приходится долго страдать.

Ну что ж! Будет рад иностранный правитель,
Что Вену и Австрию с войском займет.
Трибуны, солдаты, остановитесь!
Пусть яростный гнев ваш скорее пройдет!

Используются технологии uCoz