Тайная служба Империи. Иерусалимская резидентура.

Антиохия. Проконсулу Сирии Вителлию. Сугубо конфиденциально.

(продолжение)

Впрочем, в ночь с 13-го на 14-ое нисана, на которой временно прервалось наше повествование, эти обстоятельства оставались еще нам неведомы; тут Вы, проконсул, имеете перед нами фору. Знай все это - мы бы, конечно, действовали несколько иначе. Впрочем, теперь я уверен, что это ровным счетом ничего бы не изменило.

...Мы перехватили их на самых подступах к Гефсимании, там, где Иерихонская дорога, делая небольшую петлю, пересекает ручей Кедрон. Колонна смешалась, где-то в хвосте послышался панический вопль:

- Зелоты! - и несколько первосвященнических рабов брызнули наутек по залитому луной склону. Храмовая стража, однако, на удивление быстро перестроилась в чуть рыхловатое каре, и края этой грозовой тучки тут же подернулись голубоватыми искрами клинков.

Точно выдержав паузу, я приказал:

- Зажигай! - и свет нескольких факелов пустился в пляс по нашим шлемам и панцирям. И лишь после этого я вышел к ощетинившемуся мечами строю иудеян, присмотрелся и с изумлением провозгласил: - Батюшки-светы! Да это, никак, вовсе даже не разбойники, а храмовая стража Его Святейшества... Отбой, ребята, мечи в ножны! - и - уже по-арамейски: - Командира отряда ко мне!

По рядам иудеян прошла рябь, и ко мне протолкался высокий человек, почему-то в гражданском - в синем хитоне и коричневой головной повязке; разглядев его, я окоченел.

То, что Иуда командует отрядом, могло означать только одно. Передо мною не жалкий перебежчик, а успешно выполнивший задание и возвратившийся к своим кадровый сотрудник одной из иудейских спецслужб - то ли тайной полиции, то ли разведотдела Корпуса храмовой стражи. Дело отчетливо запахло для меня уже не отставкой без мундира, а гарантированным летальным исходом.

Иуда, впрочем, обрадовался встрече не более моего; оно и понятно - его план тоже пошел несколько наперекосяк. Встреча с римским спецназом в двух шагах от вожделенной цели в планы этих ребят никак не входила, и шестеренки в голове командующего операцией должны были сейчас крутиться с умопомрачительной быстротой - что сей сон значит? случайность или _у_т_е_ч_к_а_? Это уже само по себе оставляло мне свободный пятачок - если не для осмысленного маневра, так хотя бы для блефа. И тут я услыхал откуда-то сбоку знакомый голос, произнесший по-гречески:

- Бог мой, да это, никак, достопочтенный Афраний! Что вы здесь делаете в столь странный час, дражайший коллега?

Я обернулся. Так и есть - передо мною стоял, слегка подбоченясь, чернобородый красавец в плаще, накинутом поверх легкой парфянской кольчуги. Нафанаил бен-Ханаан, в юности - известнейший террорист, а ныне начальник Отдела специальных операций Корпуса храмовой стражи, мой давний знакомец по совместным акциям против галилейских повстанцев. Откуда, однако, он взялся в Иерусалиме - по нашим данным он со своими людьми должен сейчас _р_а_б_о_т_а_т_ь_ где-то за Махероном, в оперативных тылах арабов... Верховный диверсант всея Иудеи, между тем, любезно взяв меня под локоток, двинулся к краю освещенного факелами пространства; при этом он с такой замечательной небрежностью отодвинул Иуду, что я понял: нет, ребята, еще не все потеряно. Итак, командует операцией все же Нафанаил; оно и понятно - в ином качестве работник его ранга вряд ли мог тут оказаться. Значит, Иуда все-таки либо перебежчик, либо, в худшем для меня случае, Нафанаилов конкурент, сотрудник тайной полиции. Ну что же, положение у меня крайне скверное, но не безнадежное - будем драться.

- Ого! с обновкой вас, достопочтенный Нафанаил, - заметил я, с дружеской бесцеремонностью разглядывая свежий шрам на скуле коллеги. - Лучшее украшение для любого мужчины - кроме оперативника... Где это вас угораздило - не под Аль-Джегази? Говорят, будто вы там еле вырвались, оставив в зубах у арабов все перья из хвоста. Бедуины не любят тех, кто отравляет их колодцы, и ведь они в чем-то правы, а?.. И кстати - не могли бы вы мне, чисто по-дружески, поведать: зачем вообще вашему Корпусу понадобилось встревать в эти разборки между Иродом и Аретой?

- Знаете, Афраний, мне иногда сдается, что против врагов Империи работает не больше четверти вашей агентуры, а остальные три - шпионят за союзниками.

- Ну, иного союзника я бы не задумываясь сменял на трех врагов. К вам лично это, понятное дело, не относится...

- Тогда какого дьявола вы тут околачиваетесь? Только не надо вешать мне лапшу на уши насчет "поиска боевиков Элеазара", или еще чего-нибудь в этом роде!

- Вы меня обижаете, достопочтенный Нафанаил; когда это я вам "вешал лапшу на уши"? Кстати, насчет Элеазара - это вы как в воду глядели: вчера появилась чрезвычайно любопытная информация, и мы, как водится, готовы ею поделиться. А здесь я выполняю приказ прокуратора Иудеи о задержании и взятии под стражу некого бродячего проповедника, выступавшего с подрывными призывами.

- Вот как? Уж не Иешуа ли Назареянина?

- Гм... Я поражен вашей осведомленностью, коллега; мои вам комплименты. Похоже, наша внутренняя контрразведка совсем обленилась и перестала ловить мышек...

- Вам угодно валять дурака, Афраний? Ведь вы же наверняка знаете, что приказ об аресте Назареянина уже отдан Синедрионом - мы затем и отправляемся в Гефсиманию. Зачем вы устраиваете этот бег наперегонки - других дел у вас, что ли, нету? Занимались бы, действительно, Элеазаром... В конце концов, это наше внутреннее дело, не политическое, а чисто религиозное, и вас с вашими головорезами оно ни с какого боку не касается. Так что можете доложить прокуратору: все необходимые меры уже приняты храмовой стражей.

- А почему бы не наоборот: вы доложите Синедриону, что Назареянин уже арестован тайной службой прокуратора?

- Да потому, что этот арест действительно произведу я!

- Ну, это легче сказать, чем сделать...

- Уж не собираетесь ли вы воспрепятствовать мне - законному представителю иудейской власти - в отправлении моих служебных обязанностей?

- Именно так. И если понадобится - силой оружия.

- Да вы просто спятили! Что все это значит, трибун?

- Ну ладно, хорош! Драматический актер из вас, любезный, как из задницы соловей. Так вот объясняю - с всей возможной доходчивостью. Если бы некий популярный в широких массах проповедник был убит сегодня ночью со своими присными, а на месте убийства обнаружились бы улики, позволяющие приписать сие чудовищное злодеяние Риму, это было бы совершенно ни к чему. И для нас, и, между прочим, для вас - если бы только у вас хватало мозгов просчитать комбинацию хоть на два хода вперед. Так что пусть-ка Иешуа для пущей сохранности посидит пока под замком. Как говорится, подальше положишь - поближе возьмешь. Я достаточно ясно выражаюсь?

- Послушайте, трибун, но ведь это же полный бред!

- Может, и бред. Но мы получили соответствующий сигнал, а в нынешней накаленной обстановке, сами понимаете, лучше перебдеть. Прокуратор заявил, что не желает искать приключений на свою задницу, и вот я здесь - с соответствующим приказом.

- Вы сняли камень с моей души, достопочтенный Афраний. Значит, рехнулись все-таки не вы, а ваши осведомители.

- А это был вовсе не наш осведомитель. Несколько часов назад прямо в штаб-квартиру нашей службы пришло письмо, в котором была во всех деталях расписана эта акция. Утверждалось, будто бы она запланирована на нынешнюю ночь. Сам я ни на грош не верю во всю эту историю, но не реагировать на такого рода информацию мы не вправе. А от себя, Нафанаил, добавлю вот что: у меня такое ощущение, что это нас с вами сталкивают лбами, только вот пока не соображу - кто именно.

- Ч-черт, очень похоже на то... Значит, вы говорите, донос пришел несколько часов назад... А скажите, Афраний, что все-таки было нужно этому провокатору?

- В письме было лишь сказано, как и куда передать плату - достаточно скромную, всего тридцать серебреников, - если сообщенная информация окажется правдой; ну, и на каких условиях он (а может - она) будет работать на нас в дальнейшем. В конце концов, мы ведь ничего не теряли...

Конечно, грубовато. А если откровенно, то просто-таки топорная работа. Мне, однако, сейчас не до филиграни, я - как Иуда шесть дней тому назад - пошел напролом и играю на опережение. В конце концов, как относиться к столь подозрительным способом "подаренной" информации - это личное дело Нафанаила. Тут весь фокус в том, чтобы через пару часов ему пришлось отчитываться о провале операции. И когда их внутренняя контрразведка примется рыть носом землю в поисках источника утечки, начальник Отдела специальных операций сможет отвести подозрения от собственной персоны одним-единственным способом: постараться поубедительнее ткнуть пальцем в тех, кто еще днем точно знал о предстоящей акции. А поскольку такой человек всего один, то Иуде - даже если он действительно кадровый иудейский разведчик - будет весьма непросто опровергнуть обвинение в двойной игре.

А когда мы возвращались к нашим остановившимся в молчании отрядам, Нафанаил вдруг обронил:

- Может быть, наконец, погасим факелы, трибун? Кому надо - те уже давно их увидели и выводы, небось, сделали...

Я только хмыкнул про себя. Да уж конечно увидели, не сомневайтесь, коллега. Так что если все пойдет как задумано, то мы с вами не найдем сейчас в Гефсиманской пещере никого, кроме учеников, которых утром все равно придется отпустить - за недостатком улик и полной бесполезностью.

Когда мы, пройдя еще локтей триста, достигли пещеры, нас действительно уже ждали. У входа горел костер, высвечивая замерших в напряженных позах учеников. Чуть поодаль стоял Иешуа; он, напротив, был совершенно спокоен и казался глубоко задумавшимся. Свету между тем сильно прибавилось: первосвященнические рабы зачем-то тоже запалили множество факелов, присоединяясь к моей праздничной иллюминации. Мои спецназовцы тем временем без суеты "разобрали" нафанаиловых коммандос, так что теперь почти все они стояли парочками - ну прямо детишки на праздничном утреннике.

Узнав Иешуа,  я  не  почувствовал  ничего,  кроме  безмерной  усталости  -  все  оказалось  попусту;  хорошо  хоть Никодим нигде поблизости не отсвечивал. Неужели Фабриций так и не успел передать предупреждение, ведь у него был люфт не менее пятнадцати минут? Как это ни смешно, но мне сейчас, похоже, действительно придется арестовать Назареянина и тем собственноручно подвести черту под "Рыбой".

Впрочем, это все проблемы Империи, а мне нелишне позаботиться и о собственной шкуре. Здесь мой единственный шанс - полностью скомпрометировать Иуду в глазах Синедриона как двурушника, и тем самым дезавуировать любые его заявления по "Рыбе". А для этого мне сейчас нужно как минимум сорвать акцию Нафанаила по ликвидации Назареянина - только тогда у дражайшего коллеги возникнет необходимость не только дать ход моей дезинформации, но и сообщить ей должную убедительность. Мы теперь скованы одной цепью - я и уже утративший для меня всякую реальную ценность Иешуа; до следующего утра мне придется оберегать его жизнь, как свою. И едва лишь я просчитал этот неожиданно возникший расклад, как у меня возникло явственное предощущение опасности - то самое, что рождает кусачий холодок под сердцем и вздыбливает невидимую шерсть на загривке.

Я привык распознавать это чувство и без раздумий повиноваться ему еще в ту пору, когда сопливым мальчишкой-оперативником охотился в портовых трущобах Тира за финикийскими гангстерами - а они, естественно, за мной; трудно сосчитать, сколько раз оно спасало мне жизнь. Почему-то вдруг - кипарисы в намерзших хлопьях лунного желе напомнили, что ли? - всплыла в памяти вот такая же холодная весенняя ночь в Эдессе, игрушечном королевстве на парфянской границе, где я некогда готовил вполне всамделишный государственный переворот. И все уже было на мази, когда Фортуна вдруг расхохоталась нам в лицо: буквально за два дня до "времени Ч" ушел на Восток курировавший операцию сотрудник Антиохийского Управления, и контрразведчики Артабана, не имея уже времени наладить корректную контригру, вынуждены были просто _н_е_й_т_р_а_л_и_з_о_в_а_т_ь_ нашу резидентуру, работавшую под крышей торгпредства. Со мною одним у них вышла тогда накладка: решили брать непременно живым - ну, и в итоге упустили совсем.

Что же, разминка, похоже, окончена, и сейчас начнется схватка с загнанным в угол Нафанаилом, который и без того-то опасен, как хорошо разогретая гюрза, охраняющая свою кладку. Я даже знал, что именно мне не нравится: дражайший коллега слишком уж легко уступил мне всякую инициативу. Разгадав мой трюк с факелами, он не потребовал их погасить и даже зажег свои. Его коммандос пока не только не сделали никаких попыток приблизиться к Назареянину, но напротив, рассредоточились по дальней периферии поляны, оставив в ее центре лишь толпу первосвященнических рабов. Неужто испугался приказа, громко отданного мною спецназовцам при подходе к пещере:

"Любого, кто тронет арестованного - рубить на месте!"

Кто испугался - этот матерый террорист, ценящий свою жизнь в копейку, а чужую - в плевок? Не смешите меня. Просто он явно чего-то ждет, а это означает, что его план (или один из планов), вопреки всем неожиданностям, пока развивается нормально. И если я за считанные минуты не разгадаю "домашнюю заготовку" дражайшего коллеги, то Назареянину конец, а вместе с ним - и мне; это - как дважды два.

Первый ход, однако, сделал Иуда, которого я как-то упустил из виду. Опередив всех, он стремительно двинулся к Иешуа и, как будто прилипнув к нему, начал быстро шептать что-то на ухо. Я лишь усмехнулся про себя: "попытка к бегству", которую предатель наверняка сейчас предлагает любимому Равви - хороший способ, да только Назареянин явно видит его насквозь. Маневр этот мне не понравился, но особо и не взволновал: какой-нибудь авантюры (вроде удара кинжалом) ждать от Иуды не стоило, ибо за ним неотступной тенью следовал Петроний, не спускавший руки с эфеса меча. Иуда между тем так же быстро отошел в сторону, шагов на десять, но это меня, как ни странно, не успокоило; напротив, неслышные букцины в моем мозгу затрубили сигнал тревоги на полную мощь. А когда я, обернувшись, заметил, что Нафанаиловы коммандос вдруг начали на дальнем краю поляны какие-то странные, бессистемные перемещения, то понял: на размышление у меня остались секунды. Думай! Быстрее думай!!

Так... А если Иуда в действительности просто _п_о_к_а_з_ы_в_а_л_ Назареянина? Кому? - да тому, кто прямо сейчас будет наносить удар, чтобы уж безо всяких накладок. Но что за перестраховка - быть того не может, чтобы Нафанаил не удосужился загодя показать Назареянина исполнителю, а света от факелов сейчас более чем достаточно для... И-ди-от!!! Ведь это для нас его достаточно - для тех, кто стоит _в_н_у_т_р_и_ освещенного пространства и видит лицо Иешуа, обращенное к костру и линии факелов. А сигнал-то, между тем, предназначен тому, кто скрывается сейчас в темноте, за границей светового круга! Он, конечно, абсолютно невидим для всех нас, но только - вот незадача! - сам тоже различает лишь _с_и_л_у_э_т_ы_ на фоне огней - и поди узнай, кто из них Иешуа. Теперь, впрочем, уже знает...

Все это я додумывал уже на ходу, когда, заорав по-арамейски:

- Всем стоять!! - рванулся к застывшему - как на грех, на самом краю освещенного пятна - Иешуа. И, разумеется, налетел на четко блокировавшего мне путь Иуду, который очень грамотно повис на мне, не давая извлечь оружие и истошно при этом вопя:

- Свидетеля убираешь, гад?!

Петроний, естественно, дернулся в нашем направлении и на миг упустил Иешуа из поля зрения. Вот тут-то мой мозг и выложил аккуратненько итоговую калькуляцию: "Все! Опоздал" - потому что шагах в пятнадцати за спиной Назареянина возникла, будто сгустившись из ночного мрака, фигура в сером плаще-невидимке, и каждое движение этого исполинского нетопыря выдавало в нем специалиста высшего класса. Я и заметить-то его сумел потому лишь, что точно предвидел - куда глядеть; остановленный же на полурывке Петроний - "Прикрывай Назареянина!" - этого не знал, и к тому же, постояв лицом к огням, он в эти первые мгновения ничего в темноте не видел, да и видеть не мог. Вот он - бросок гюрзы! Обыграл-таки меня коллега Нафанаил...

Я так и не понял, откуда взялся за спиной у Назареянина тот ученик с мечом (но сделал тогда же мысленную пометку напротив имени "Петр" - на будущее). То ли он действительно проспал все на свете и лишь сейчас вскочил на ноги, то ли ловко спрятался в темноте, едва лишь запахло паленым - как бы то ни было, сейчас он возник именно там, где надо. Конечно, не Бог весть что за препятствие для профессионала - меч в руках рыбака. "Серый" молниеносно уклонился от неловкого тычка, который и выпадом-то не назовешь, и за какое-то мгновение буквально прошел сквозь Петра, оставив того лежать бесформенной грудой рухляди. Но именно этого-то мгновения и хватило другому профессионалу - декуриону спецназа Петронию - на то, чтобы оттолкнуть Иешуа в сторону и встретить "серого" лицом к лицу. За этот участок я мог теперь не беспокоиться, но переводить дух было явно рановато, ибо когда мне удалось наконец стряхнуть с себя Иуду, со всех сторон уже набегали размахивающие дрекольем рабы Первосвященника; мои спецназовцы же еще только поспешали к нам от краев поляны - наперегонки с Нафанаиловыми коммандос, а от учеников, понятное дело, проку было как от козла молока. И хотя у меня было выше крыши собственных проблем, я успел все же краем глаза срисовать "серого" - плащ-невидимка, короткая окованная дубинка и вытянутое костлявое лицо с залитой кровью щекой (ай да рыбак - зацепил-таки!).

- Ни с места!! - вновь заорал я, вращая длинный испанский меч так, чтобы между Назареянином и иудеянами повис сплошной полог из лунных бликов. - Стоять, сучьи дети, всех изрублю на месте!

Встали... И правильно: кому охота подставлять башку под меч, когда твое начальство уже загодя репетирует позу "я не я, и корова не моя". Вон достопочтенный Нафанаил - стоит сейчас в самом дальнем углу поляны и демонстративно изучает расположение небесных светил. Так вот, значит, что он удумал, сучий потрох: "При задержании Назареянина, имевшем целью последующую его депортацию в Галилею, между сектантами и слугами первосвященника возникла драка (обычные иудейско-галилейские разборки), в ходе которой глава секты получил удар колом по голове, от коего, к сожалению, скончался на месте". Что же, план был не лишен изящества; вот только, как известно, "на всякий кол есть свой коловорот"...

Пользуясь тем, что все уставились на освещенный пятачок, где спецназовцы уже сомкнули кольцо вокруг Иешуа, я потихоньку скользнул в тень. Склонившись над лежащим без сознания Петром, я нашарил в траве оброненный им меч и зашвырнул его подальше в темноту: не хватает еще позволить Нафанаилу арестовать учеников за вооруженное сопротивление. Понадобятся ли они нам в будущем - это дело десятое, мне же сейчас важно просто не дать в руки дражайшему коллеге даже такого утешительного приза, как их арест: чем плачевнее будут его дела, тем активнее он будет топить Иуду. Самое смешное, что эти ребята, похоже, так и не успели понять, что же произошло прямо у них на глазах; будем надеяться, что и не поймут...

- Ну что же, Нафанаил, я вижу, наш давешний "провокатор" написал в своем доносе чистую правду; надеюсь, вы понимаете, что ваша попытка ликвидировать Назареянина получит должное отражение и в моем рапорте, и в представлении прокуратора?

- _М_о_я_ попытка?! О чем это вы, любезный Афраний?

- О человеке с дубинкой, остановленном декурионом.

- Гм... И вы можете предъявить этого человека?

Все верно. "Серый", конечно, уже растворился в глубине сада, а приказа о его преследовании спецназовцы не получали - не до того было. Впрочем, нет худа без добра...

- Боюсь, что вы переутомились, любезный Афраний, и у вас начались галлюцинации. Слишком много работаете...

- Наверное, вы правы, достопочтенный Нафанаил, и нас с декурионом просто посетила коллективная галлюцинация; это бывает. Так значит, как я понимаю, мы сейчас отпустим этих оборванцев на все четыре стороны?

- То есть как это отпустим? После прямого вооруженного сопротивления властям?

- Постойте-постойте, Нафанаил. И что же вы собираетесь им инкриминировать? Отрубление уха у призрака?

- Призрака?!

- Ну да. Мы ведь с вами, кажется, пришли к выводу, что киллер с дубинкой мне примерещился, разве не так?

До моего хитроумного диверсанта дошло, наконец, что он малость перемудрил.

- Черт вас раздери, трибун! Остается еще, правда, такая "мелочь", как незаконное ношение оружия...

- Оружия? Я вижу, любезный Нафанаил, что вы тоже переутомились и тоже страдаете галлюцинациями. Думаю, нам обоим пора в отпуск. Знаете, у меня есть на примете отличное местечко в горах - рыбалка, охота; махнем на пару, а?

Взгляд начальника Отдела специальных операций отразил богатую гамму чувств, из коих преобладающим было бессильное бешенство.

- Я не блефую, Нафанаил, тем более, что ваши люди наверняка уже обшарили место стычки. Меч пребывает там же, где и ваш киллер; давайте из этого и будем исходить.

- Я все-таки никак не пойму, трибун, зачем вы хотите освободить этих бандитов?

- Ну так, значит, вы вообще ничего не поняли в происходящем; какого же черта вы тогда лезете в эту чужую кашу? Ладно, Нафанаил: карты на стол. Я хочу получить в свои руки киллера в сером плаще, а эти "бандиты" - мой единственный, к сожалению, товар для торговли с вами. Или "серый" существовал - и тогда мы немедленно начнем его официальный розыск, а вы получите возможность повесить на сектантов дело о вооруженном сопротивлении; или весь этот эпизод - плод наших с вами галлюцинаций. Выбирайте. И помните при этом, что у вас, вообще-то говоря, нет никаких резонов покрывать этого самого... галлюцинацию с отрубленным ухом.

- Что вы имеете в виду, трибун?

- А то, что я успел достаточно хорошо срисовать его и готов биться об заклад, что не помню такого среди ваших коммандос. Зато, как мне сдается, я видел эту рожу в другом месте: в личной охране Первосвященника. - Это был выстрел наугад, но легкая тень, вспорхнувшая со дна зрачков дражайшего коллеги подсказала мне: прямое попадание!

- Нет-нет, Нафанаил, если вы собираетесь сказать, что у меня, плюс к галлюцинациям, начались еще и провалы в памяти, то давайте обойдемся без этого. Ваше дело - выбирать; время пошло.

И когда Нафанаил выбрал "галлюцинации" (а что ему еще оставалось?), я, всем своим видом выразив крайнее неудовольствие, слегка перевел дух.

- Значит, не сторговались; ну что же, хозяин - барин. Декурион, распорядитесь отпустить задержанных.

Ну вот, теперь все замотивировано как надо. Ученики на свободе, а Нафанаил при этом еще и поздравляет себя с тем, что удержался на краешке пропасти и уберег Первосвященника от грандиозного скандала. Впрочем, я отчетливо понимал, что и это, и даже живой-здоровый Иешуа - не более чем мелкие тактические успехи на фоне проигранной компании; одним словом - "пустые хлопоты по дороге в казенный дом". Ибо за все то время, что наш с Нафанаилом объединенный отряд тащился из Гефсимании, мне так и не пришло в голову никакой спасительной для Назареянина комбинации - кроме, разве что, такого шитого белыми нитками убожества, как "побег из под стражи". И вот, когда перед нами уже вставали во весь рост выбеленные луной стены Иерусалима, меня тихонько окликнули откуда-то из-за плеча:

- Я здесь, экселенц.

Мы не спеша выбрались из колонны и пошли по обочине.

- Откуда ты взялся, центурион?

- Вернулся из города, дождался вашу колонну и тихонько пристроился к ней - никто даже ухом не повел. Есть соображения, которые вам следует выслушать до того, как арестант попадет в город.

- Ты знал, что Иешуа арестован?

- Я это предвидел.

- Предвидел... Оракул хренов... Ладно, докладывай.

- Никодим уже в Синедрионе. Я довез его до города, и сам провел через римский караул в воротах; начальнику караула приказано немедленно забыть об этом эпизоде. Вся наша агентура в Синедрионе приведена в полную готовность...

- Это все хорошо, но не о том! Почему ты не эвакуировал Назареянина, центурион? Опоздал?

В общем, все оказалось даже хуже, чем я предполагал; то есть настолько хуже, что дальше просто некуда. Фабрицию удалось скрытно приблизиться к Иешуа, когда тот беседовал в глубине сада с Никодимом - ученики, на которых были возложены обязанности дозорных, тем временем дрыхли без задних ног (меня пот прошиб, когда я представил себе, что на месте Фабриция оказался "серый" или кто-нибудь еще из людей Нафанаила). Назареянин же, как выяснилось, из неких религиозных соображений твердо решил принять мученическую смерть, да не когда-нибудь, а чуть ли не завтра. При этом он был Совершенно уверен в том, что по прошествии трех дней воскреснет; вот тогда-то его божественная сущность и станет очевидна всем, а проповедуемое им учение овладеет миром. Никодим же понадобился ему из вполне прагматических соображений: необходимо, чтобы кто-нибудь достаточно влиятельный позаботился в ближайшие дни об осиротевших учениках, укрыв их от вполне вероятных преследований Синедриона. Фабриций начал было излагать какую-то возвышенную тягомотину насчет "искупления грехов человеческих", но мне было не до того.

- Почему ты не провел насильственную эвакуацию, центурион?

- Это бесполезно, экселенц. Он сейчас как мотылек, летящий на свечу; отгони его - и он просто подлетит к ней с другой стороны. А то, что это все совпало по времени с изменой Иуды - чистая случайность, сейчас это совершенно ясно.

- Короче говоря, приплыли. Значит, у ключевого фигуранта поехала крыша, он стал совершенно неуправляем, да к тому же еще и оказался мазохистом. Правильно я тебя понял?

- Нет, экселенц. Все дело в том, что Иешуа совершенно не хочет умирать и уж во всяком случае никакого удовольствия от грядущего он не ожидает; в этом смысле он абсолютно нормален. Когда я, наконец, вышел из тени и приблизился к ним со своим предупреждением, Иешуа велел нам обоим немедленно покинуть сад, и еще раз повторил Никодиму: позаботьтесь об учениках. Когда же я пытался уговорить его уйти с нами - ведь люди Каиафы, убив его самого, _о_б_я_з_а_н_ы_ будут ликвидировать и учеников, просто как свидетелей, - он явно заколебался на миг и произнес странную фразу: "Господи! Уж не проносишь ли ты мимо меня чашу сию?" - и тут же, сразу: "Отойди от меня, Сатана!" А потом начал буквально подталкивать нас - чтобы мы уходили скорее и оставили его одного. Я видел его лицо в этот момент... Одним словом, он вовсе не сумасшедший и не тупой религиозный фанатик, которому море по колено.

- Ну так и что в результате? За каким хреном ты мне излагаешь всю эту лирику, центурион?

- За тем самым, что это никакая не лирика, а крайне важные оперативные соображения.

- Серьезно? Ну так и действуй в соответствии с ними - авось что-нибудь да выйдет. А мне, извини, и без этого есть чем заняться - например, надо за эту ночь подготовить дела к сдаче. Не забудь, что завтра я уже буду в лучшем случае в отставке, а скорее всего - под арестом. Сперва галилейская резидентура, теперь вот - "Рыба". Два таких провала за полмесяца - это для кого хочешь перебор, тут мне верный трибунал. Да еще надо посмотреть, что там к утру прояснится насчет Иуды; и если он все-таки не перебежчик, а проспанный мною _к_р_о_т_... Ну, в общем, тогда дожидаться этого трибунала мне нет смысла. Такие дела.

- Ну, если "Рыба" окажется провалом, тогда конечно...

- Шутить изволите, центурион?

- Напротив, экселенц, я серьезен как никогда. В этой позиции у белых есть один ход, приводящий к победе, и я, похоже, его нашел...

Насчет победы - это, конечно, было сильно сказано. Однако по мере того, как Фабриций излагал свой план, я вновь начал чувствовать себя готовым к борьбе: глухая стена дала трещину, по ней в принципе можно карабкаться наверх, ну а уж что из этого выйдет - "будем посмотреть". Конечно, задуманная центурионом комбинация была очень сложной по технике, а риск был просто запредельным, однако в моем положении привередничать не приходилось. Вся надежда на то, что первосвященники сейчас тоже побывают в нокдауне - когда Нафанаил доложит им, что вместо вожделенного трупа имеется в наличии живой Иешуа, с которым возни не оберешься. Синедрион, в результате всех своих маневров, получил-таки именно то, чего всеми силами пытался избежать - открытый процесс; к тому же, по случаю Пасхи, действовать ему придется в сильнейшем цейтноте.

- ...А теперь, экселенц - самый рискованный момент во всей комбинации: нам придется передать арестованного в руки Синедриона. Избежать этого невозможно, иначе они никогда не поверят в наш нейтралитет и полную незаинтересованность в деле Назареянина. Продемонстрировать, что во всей этой истории наше дело - сторона и тем усыпить их бдительность - единственный шанс на спасение и для нас с вами, и для Иешуа. Однако они могут удариться в панику, и, вместо вынесения Назареянину смертного приговора, попросту ликвидируют его нынешней ночью "при попытке к бегству"; в этом случае воспрепятствовать им мы не сможем. Я, правда, уже задействовал наших агентов в Синедрионе и сориентировал Никодима, но их возможностей явно недостаточно. А вот если наутро приговоренного к смерти Назареянина передадут в руки прокуратора, то, считай, полдела - да нет, три четверти дела! - сделано. Так что еще до вступления в город нам следует передать Назареянина храмовой страже, а после этого - только молиться всем известным богам.

- А вот в этом пункте, Фабриций, нам нежданно-негаданно повезло, - и тут я в двух словах поведал центуриону о неудачном Гефсиманском покушении. - Не думаю, чтобы они решились пойти на второй заход после такого позорного прогара.

Так оно и оказалось. Во всяком случае, коллега Нафанаил, которому я тут же и передал - под расписку - арестанта, явно перестал вообще что-либо понимать в происходящем; что нам и требовалось. Фабриций же, провожая взглядом удаляющийся отряд Нафанаила, вдруг небрежно _п_р_о_б_р_о_с_и_л_:

- Вообще-то план действительно крайне рискованный. Знаете что, экселенц: назначьте-ка меня официальным руководителем этой фазы операции - со всеми отсюда вытекающими...

- Официальный руководитель официально не существующей операции - это неплохо придумано! Скажи мне лучше вот что, центурион: вся эта комбинация - она ведь в действительности придумана тобой ради того, чтобы спасти жизнь Иешуа, а затем - вывести его из операции. Или я не прав?

- Я полагаю, что означенная комбинация весьма целесообразна в плане долгосрочных интересов Империи, - и по тому, с какой непривычной тщательностью Фабриций взвешивал слова, я понял, что угадал.

- М-да... Хреново тебе будет работать с другим начальником тайной службы, центурион.

- Затем и стараюсь, - буркнул тот. - Разрешите приступать?

Да, что и говорить, ночка выдалась - не соскучишься. Не прошло и часа, как во дворе дома Каиафы, где в тот момент находился арестованный Иешуа, бдительные слуги схватили лазутчика - одного из учеников. Хвала Юпитеру, что поблизости случился римский патруль ("А ну, расступись! Осади назад, кому говорят! А ты давай, двигайся поживее, а то ползешь, как вошь по трупу... Ученик-не ученик - нам это без разницы. Органы разберутся!..") - иначе парня наверняка линчевали бы на месте. Я же, едва получив этот рапорт, сразу подумал, что задержанным непременно окажется Петр - и был прав. Будучи же задержан, тот повел себя абсолютно правильно - ушел в глухую несознанку, и это дало нам вполне законную возможность ближе к утру, с третьими петухами, выпустить его из-под стражи - якобы "за недостатком улик". Положительно, к этому парню стоило присмотреться как следует.

А еще через полчаса Фабриций получил от своих агентов то самое, давно ожидаемое и единственно спасительное для меня сообщение. Иуда покинул Синедрион (как установила служба наружного наблюдения - безо всякого сопровождения) после краткой беседы с Первосвященником и сотрудниками внутренней контрразведки, завершившейся вручением ему небольшой суммы денег, а именно - _т_р_и_д_ц_а_т_и_ _с_е_р_е_б_р_е_н_и_к_о_в_... Значит, мне удалось-таки руками Нафанаила пропихнуть свою _д_е_з_у_, и Иуда теперь сгорел дотла. Меня не слишком расстроило даже то, что ему и на этот раз удалось обрубить хвост и раствориться в закоулках Нижнего города. Черт с ним; непосредственной угрозы он уже не представляет, так что его поиском и ликвидацией можно будет заняться и чуть позже, а пока есть дела поважнее.

Лишь получив это сообщение, я счел, что заслужил пару часов сна, необходимых мне как воздух: утром предстояло объяснение с прокуратором Иудеи, и тут следовало иметь исключительно ясную голову. Ибо верно говорят: самая опасная драка - это драка со своими...

Должен заметить, что "своим" я могу назвать прокуратора с полным на то основанием. Иудеи в бесчисленных доносах - и вам, проконсул, и в метрополию - пишут о нем как о кровожадном чудовище, погрязшем в коррупции; и то, и другое - вранье. Это все-таки третий прокуратор на моей памяти (а службу я, если вы помните, начал еще при Валерии Грате), так что мне есть с чем сравнивать. Что до иудеев, так им каждый следующий прокуратор кажется хуже предыдущего - это естественно; я же могу честно сказать, что впервые вижу на этом посту человека, озабоченного не только восточными наслаждениями и наполнением собственных карманов.